Сидя в кресле, капитан в задумчивости уставился на красивую малахитовую пепельницу. Хозяин же понял его взгляд по-другому, засуетившись, достал из серванта коробку с гаванскими сигарами и предложил их гостю.
Кононенко знал толк в куреве и стал искать глазами приспособление, щипцы или нож, чтобы обрезать сигару.
— Нет ли у вас под руками чего-нибудь острого, чем бы я мог обрезать кончик? — спросил капитан, кивнув на сигару.
— Минутку. — Иван Иванович выдвинул ящик письменного стола и довольно долго рылся в нем. Наконец он достал нож для разрезания бумаги с необычным, длинным трехгранным лезвием и серебряной ручкой в виде сплетенных якорных цепей. — Этот подойдет? Я его использую для резки бумаги или вскрытия конвертов.
— Острый?
— Проверьте, — сказал хозяин квартиры, протягивая нож.
Капитан аккуратно взял нож, кончиком большого пальца попробовал лезвие — оно было острое, как бритва.
— Спасибо. — Капитан вертел в руках нож, внимательно его рассматривая. На рукоятке была прикреплена позолоченная табличка с надписью на иностранном языке, из которой Конон понял, что своему первому владельцу этот образец холодного оружия достался в апреле 1944 года. — Красивая вещь, — заметил он. — Подарок?
— Угадали. Мне его подарил Юрий Николаевич, муж той женщины, с которой произошло несчастье. Когда-то мы были с ним друзьями, но потом наша дружба прервалась. А пару месяцев назад он принес мне этот нож и сказал: «У этого кинжала очень ценная ручка и острое лезвие. В случае чего он тебе пригодится». Я был удивлен и растроган — он как бы просил прощения за то, что когда-то порвал со мной. Все хотел спросить его, что означают его слова, но то времени не было, то, если поднимались вместе в лифте, было неудобно, так как в кабине было много народу. Да и занят Юрий Николаевич на работе. Просто днюет и ночует, но и зарабатывает прилично: вот квартиру эту купил, машину, дачу, жену одел и прочее. Да вот беда пришла в дом — Мария погибла. А ей бы жить да жить!
— А какие отношения у вас были с женой Юрия Николаевича, Марией Калашниковой? — спросил Кононенко, возвращая нож.
— Никаких, — быстро ответил сосед.
— Как же это возможно, вы же соседи по лестничной площадке и больше никого нет?
— Я уже говорил, наша дружба прервалась. Калашников, когда женился, отказал мне от дома. Он очень ревновал свою молодую жену. Ей, по-моему, было около двадцати, а ему — за сорок перевалило. Я был знаком с нею не больше, чем с другими соседями по дому. Мы только здоровались. Даже как к специалисту — я по профессии врач-гинеколог, правда, бывший — ко мне не ходила: Юрий Николаевич не пускал.