Революtion! (Соловей) - страница 16

Более того, контрреволюционная риторика и практика носят истерический и избыточный характер, явно указывая, что ее главным движителем выступает страх. Страх потерять власть, активы и социальное положение, а то и оказаться на скамье подсудимых. Если не хуже. По уверениям злых, но хорошо осведомленных языков, видеозапись зверской расправы над ливийским лидером Муамаром Каддафи (напомню, долгие годы пользовавшимся безраздельной властью и наслаждавшимся народной симпатией) произвела очень сильное гнетущее впечатление на правящую группировку российской элиты.

Страх ведет к табуированию слов и понятий. В российском официозном дискурсе настойчиво и последовательно избегают самого слова «революция», а «цветным» революциям отказывают в праве считаться революциями. Полностью подтверждается мысль знаменитого революционера Льва Троцкого: «Те, которые теряют от революции, редко склонны признать за ней ее настоящее имя». И в самом деле: даже самая вегетарианская революция, как следует из определения революции, решительно ломает политический статус-кво, тем самым ставя под угрозу его бенефициаров.

Однако точка зрения российских властей не является окончательной, бесповоротной или хотя бы референтной для остального мира, и тем более для исследовательской мысли. Во всем остальном мире (за исключением Китая и Белоруссии) «цветные» революции считаются полноценными революциями.

С позиции науки «цветные» революции вполне укладываются в тип так называемых «демократизирующих» революций. «Цветными» их называют исключительно по причине использования цветовой символики. Во всех остальных отношениях это самые обычные «демократизирующие революции», причем развивающиеся преимущественно (хотя не полностью и не всегда!) по ненасильственной модели.

Правда, здесь надо отдавать отчет в том, что в политике «ненасильственность» – размытое понятие. Ненасильственный путь не исключает конфликтов и столкновений, материального ущерба и даже, порою, человеческих жертв. Как ни банально прозвучит, все познается в сравнении. И революция, где пострадали лишь памятники, и революция с несколькими жертвами одинаково окажутся ненасильственными и мирными в сравнении с Великими французской и русской революциями. Впрочем, взятие Бастилии 14 июля 1789 г. и февральский переворот 1917 г. в России также прошли со сравнительно небольшим количеством человеческих жертв.

Вторая украинская революция, известная как «евромайдан» или «революция достоинства» (ноябрь 2013 г. – февраль 2014 г.), также не обошлась без жертв. Счет потерь превысил сто человек. Но для революции это невысокая цена. Хотя ее, в отличие от «оранжевой» революции (Майдана-1), нельзя назвать абсолютно ненасильственной, на фоне проходивших одновременно с ней революционных событий в арабском мире она выглядит почти мирной.