Я осторожно смотрю на него, не испытывая радости от каких-либо игр или проверок, но, предполагаю, такой как он должен опасаться подобного неодобрения больше других. Опять же, он сам просил меня о свидании, хотя я до сих пор не знаю, почему.
— Ну, это не «Риц», — сухо констатирую я, закатывая глаза, — но придётся довольствоваться тем, что есть, — раздражённо заканчиваю.
Он громко смеётся, откупоривая бутылку, разливает вино по стаканчикам и вручает один мне:
— За простоту! — благодушно провозглашает он.
— За простоту! — поддерживаю я, чокаясь с ним стаканом, и делаю глоток сладкого, ароматного вина. — Ничего себе! А девушка легко может привыкнуть к такому, — признаю я. И продолжаю говорить на его вопросительно-сомневающийся взгляд. — Чего же больше я могу просить? Солнце, пляж, еда…
— Достойное свидание? — шутливо интересуется он, и, отрывая кусок хлеба, укладывая на него слоями сыр и тонко нарезанная салями, протягивает мне этот бутерброд на бумажной салфетке. Я милостиво принимаю его, мой живот урчит от предвкушения. Я и забыла, какой голодной была.
— Спасибо, — говорю я ему, забирая из его рук еду. — За угощение, за пожертвования, за Зандера…
— Что с ним случилось?
Я пересказываю ему суть истории мальчика; на протяжении всего рассказа лицо Колтона остаётся бесстрастным.
— И сегодня, увидев тебя, он в первый раз намеренно, по собственной инициативе, взаимодействовал с кем-либо, поэтому спасибо тебе. Моя благодарность больше, чем ты когда-нибудь сможешь узнать, — заканчиваю я, застенчиво опуская глаза; щёки заливает румянец, когда я вдруг чувствую себя неловко от его неприкрытого пристального внимания. Я кусаю свой импровизированный сэндвич; от сочетания свежего хлеба с гастрономическими деликатесами из меня вырывается благодарный стон. — О, это, действительно, великолепно!
Он согласно мне кивает.
— Я всегда закупаюсь в этом гастрономе. Это, безусловно, лучше и больше по мне, чем икра,— он непримиримо пожимает плечами. — Итак, почему «Всеобщая забота»? — спрашивает он; его рот слегка приоткрывается, когда он наблюдает за тем, как я наслаждаюсь едой.
— По многим причинам, — признаюсь я, откусывая ещё. — Возможность изменить что-то к лучшему, шанс быть частью прорывов, как сегодня с Зандером, и чувства, которые возникают, когда брошенный ребёнок начинает снова ощущать себя значимым… — я вздыхаю, не находя достаточно слов, чтобы выразить все свои чувства по этому поводу. — Так много всего, что я даже не могу начать объяснять.
— Ты очень предана всему этому. Я восхищаюсь тобой, — его тон серьёзный и искренний.