Вскоре я узнала, что сестра-хозяйка отправляется в город за покупками. Я уже могла ненадолго оставить сына и решила этим воспользоваться. Сестре я объяснила, что собираюсь со скуки ненадолго выйти в город. Она — добрая женщина, умеющая, однако, хорошо считать. Мне помогли одеться соответственно, никому не придет в голову приставать к монахиням. Наша обитель находится в верхней части города, внизу, ближе к морю, земля застроена плотно, сверху видны крыши и длинные каменные изгороди. Улицы укрыты от солнца, темны и приходится пробираться наощупь, держась друг за друга среди грязи и зловонных испарений. Хорошо, что моя спутница знает дорогу в этих мрачных местах. Но какое счастье — увидеть сверкающую синеву моря. Оно проявлялось все чаще, пока, наконец, каменные лабиринты не распахнулись, и мы оказались на площади. Был полдень. Ветер с моря холодил лица. Солнечный свет, крики чаек и человеческие голоса были наградой после трудной дороги. Все здесь для меня ново. Каменный причал выдается в открытое море длинным языком и с обеих сторон заставлен судами. С пристани на площадь непрерывно съезжают повозки с грузами. Толчею создает множество людей, которые машут руками, спорят и орут. Более пестрой и возбужденной толпы мне не приходилось видеть. Но среди купцов это — обычное дело. Я своими глазами видела, как христианин торговался с мусульманином, причем каждый клялся своим богом, а имя Христа мелькало вперемешку с именем Магомета. Были здесь и евреи. Я узнала их по остроконечным шапкам и манере вертеть во все стороны головой. Похоже, они чувствуют здесь себя хозяевами. После того, что я знаю об их унижениях, это наблюдение кажется мне удивительным. На родине Раймунда праздник Светлого Воскресения начинается с крепкой оплеухи, которую местный господин отвешивает еврею прямо на паперти. Там это никого не смущает, в первую очередь, самого еврея, которого для такой цели специально готовят его же соплеменники. Он подбирает сбитую ударом шапку и уходит, пятясь задом, кланяясь и бормоча себе под нос. Несмотря на мое равнодушие к этому народу, это зрелище вызывало у меня протест и напоминало, что я тоже чужая в этих краях. А здесь торговля уравнивает всех, и евреи находят свою выгоду. Мой отец всегда ценил их способности в торговом ремесле. Они были его соперниками, но в его отношении к этому народу не было ничего предосудительного.
Мы обошли площадь. Сестра-хозяйка должна была подыскать ткани для нужд обители. Их легко можно было приобрести в ближайших лавках, но мы надеялись на случай. Иногда товар удается купить прямо с корабля, а, учитывая наши аппетиты, это сулило немалую выгоду. Мы отыскали знакомого — шумного толстяка, на котором, несмотря на жару, было наверчено столько красной, розовой, желтой и голубой ткани, что хватило бы на десяток модниц. Сестра объяснила, что так он демонстрирует товар. Показывать его посреди улицы запрещено, для этого есть специальные места. Вместо носа у нашего торговца зияла дыра, и при разговоре он выдувал из нее звуки, на которые способна только морская раковина. Мы обещали ему хорошее вознаграждение, и он заторопился, изображая наибольшее усердие, какое можно получить за деньги. Сестра рассказала, что этот человек поплатился за мошенничество. Он пытался тайком вывезти из пределов Восточной империи груз кошенили. Византийцы охраняют секрет окраски тканей не менее тщательно, чем военные приготовления. Тем более, кошенили, которую, по слухам добывают из каких-то особых насекомых. Так что наказание этого человека было весьма суровым. Ему вырвали ноздри и несколько лет продержали в тюрьме. Теперь он старается мелкими услугами заработать на стакан вина и насладиться нынешней жизнью взамен прежней.