Братья (Ялкут) - страница 223
Император ощущал, что мозг его не постарел нисколько, любой узел распутает. А тело немощно. На днях, когда спорил с Василием, держался хорошо. И в ловушку заманил безошибочно. Осудили Василия, казалось бы, можно дух перевести, отдохнуть. Но нет, пошли боли в руке, боли в спине, встать два дня не мог. Старческое это. Тело требует покоя, зябнет в постели. Императрица немощна. Находит себе подмену, но и привыкать не дает. Опутали. Где же дочь? Где Анна? Она исправно ведет летопись. Как запишет о нем, так и останется. Не то что люди, народы другие придут, а слово останется. Значит, нужно успеть сказать главное, пока не упустил…
…Несколько дней шли сквозь земли империи. Здесь действовал договор с турками, торговать было надежнее и прибыльнее, чем грабить. От границ Никеи пошли по дороге, которая вела когда-то крестоносцев. Вдоль пути лежали лошадиные кости, а груды камней и кресты обозначали давние могилы. А потом на взлете холма открылась часовня из красного камня. Здесь начиналось армянское царство. Место это называлось Дорилей. Только чудо спасло здесь франков от разгрома, самые храбрые стали терять силы, а женщины надели лучшие одежды, чтобы сарацины забрали их себе, а не надругались и не убили на месте. Тогда Готфрид — будущий король Иерусалимский успел со своим отрядом на помощь и вырезали они здесь целую армию. А потом отдыхали и пировали три дня.
Свидетелей осталось мало, зато с каждым годом множится слава о чуде избавления и победы, открывшей путь к Иерусалиму. Потому армяне и воздвигли на месте битвы часовню и освятили ее в честь Георгия Победоносца — небесного покровителя Христианского воинства. Никто из идущих в Святую Землю не миновал эти места равнодушно, а склонял колени и лил слезы скорби в память о павших и радости о победе праведного оружия. Да будет так и впредь.
Далее начались горы. Тропа взбиралась, петляя над пропастью. Михаил не боялся высоты, сказывалась давнее ремесло. Он легко мог пройти по тропе шириной не более камня, а других — упирающихся от страха, приходилось вести силой.
Тропа только недавно была расчищена после страшного землетрясения. Деревня внизу превратилась в груду камня, лишь кое-где устояли стены. Не стало и людей, ушли куда-то или погибли. В глубине огромной расщелины бесформенными пятнами покоились останки овечьего стада. Теперь там хозяйничали птицы, расхаживали неторопливо, поглядывали вверх, взлетали, парили наравне с путниками.
Прошли развалины караван-сарая на плоской вершине. Здесь был перевал, дальше начинался спуск в долину. Со всех сторон простирались бескрайние, как морская ширь, горы, кое-где склоны были густо укрыты лесами, а остальные — безлесны, безжизненны, пустынны под выгоревшей колючей травой в свежих красных оползнях, будто огромных ссадинах на обожженной коже. И среди них тянулись в глубину пропасти каменные потоки, а далеко, плывущая в солнечном свете, стояла башня с обломанным верхом, торчащим, как одинокий зуб в старческом рту.