Зато теперь удивление граничило с испугом. Тридцать пять лет — этот возраст считается запоздалым для деторождения. Теперь мне нужно было заботиться о себе, чтобы успеть вырастить мальчика. Я сразу решила и, как выяснилось в свой срок, не ошиблась, это будет мальчик. Я должна была оградить его от опасности, пока он не научится защищать себя сам. Спокойствие, с которым я еще недавно относилась ко всему, теперь показалось мне легкомысленным и преступным. Я, которая с безразличием наблюдала за буйством человеческих страстей, теперь представляла, как они рушатся на голову моего ребенка. Эти видения наполнили меня страхом. Мое новое состояние не давало спокойствия, которое должна испытывать будущая мать. Я затаилась, как зверь, забившийся в нору и дожидающийся конца охоты. Теперь мне более, чем когда-либо, хотелось поскорее добраться домой. Только там я буду в безопасности.
Наш отъезд, между тем, откладывался, Товита была еще слишком слаба, чтобы продолжать путешествие. Как изменилось мое отношение к ней. Теперь ее болезнь казалась мне подлым притворством. Корабли на Восток уходили почти ежедневно, но Раймунд медлил. Я не открывалась ему. Именно в эти сроки мой организм однажды уже отторг плод. Мне не хотелось разочаровывать мужа, если мне суждено пережить это испытание снова. К тому же я боялась, что по слабости характера он не сможет удержать новость в тайне. В отличие от первой беременности, я чувствовала себя на удивление хорошо. Это был добрый знак. Но теперь, выходя к столу, я ясно видела за ним врагов моего ребенка. Каждодневное наблюдение и игра воображения давали мне все новую пищу. Товий был сильным и рослым мальчиком. Неясное положение сделало его характер дерзким и грубым. Я думаю, сама Товита воспитала его так, открыв раньше времени тайну рождения. Незрелый ум часто питается обидами, пытаясь оправдать ими собственное несовершенство. Товий часто грубил матери, которая время от времени покидала постель и, несмотря на недомогание, выходила разделить с нами трапезу, а заодно напомнить о правах матери единственного наследника. Приступы болезни сменялись временным улучшением, и она использовала это время, чтобы подтвердить свои притязания. Еще недавно она не могла сидеть с нами за одним столом и получила это право лишь сейчас. Я сама подтолкнула Раймунда поступить так, чтобы Товий не испытывал смущения за собственную мать. Тогда мне было это почти безразлично, и я могла справиться с собственной гордостью ради блага мужа. Теперь мне казалось невероятным, что еще месяц назад я считала такое положение справедливым. Но тогда я решала лишь за себя. Сейчас же, глядя на мать и сына, которые дерзили мне почти в лицо, я терзалась, как это сможет отразиться на судьбе моего ребенка. Если бы Товита подавала еду, я не смогла бы есть ее без опасения. Пока же она упивалась своей ролью, а я наблюдала сразу за двумя и могла строить собственные расчеты. Тоже за двоих.