– Ты никого не считаешь достойным доверия.
– Именно. И в большинстве случаев, к несчастью, я оказываюсь права.
– Почему бы тебе не предпочесть доверять людям и оказываться неправой?
Это было напоминанием тому, насколько мы с Ритой разные. Рожденная в Венгрии, она выросла в Америке, где, как я успела понять, защита самого себя от эмоционально воздействия других людей было лучшим решением. В моей же культуре существует презумпция невиновности, пока не будет доказано обратное.
– Тэш, я серьезно. В перестраховке нет ничего плохого.
– Вообще-то есть. Я была вынуждена перестраховываться всю свою жизнь. Разве не следует давать каждому праву на ошибку или в каком-то случае на две?
Она покачала головой.
– Твоя ошибка только что ушла, кстати. Очень жаль.
Я повернулась лишь для того, чтобы увидеть, как он уходит через дверь. И это все? Он даже не подойдет сказать "привет"?
Следующие полчаса пронеслись мимо, не оставив и следа – я улыбалась, общалась, танцевала, как будто внешняя сила побуждала мое тело продолжать двигаться. Когда я решила уйти гораздо раньше кого-либо еще, Рита и Бен обеспокоились, он даже предложил довезти меня до Форбса. Я сказала, что поймаю университетский шаттл, хотя у меня и не было намерения делать это. Мне нужна была долгая, уединенная прогулка.
Также я хотела позвонить родителям и рассказать им о Карнеги. Я откладывала звонок всю неделю в ожидании лучшего настроения, чтобы ничто не смогло бы омрачить момент, когда я буду преподносить им новости. Теперь же я просто села на одну из множества университетских скамеек и набрала номер.
В Болгарии в тот момент было семь утра. Папа уже некоторое время бодрствовал, а вот мамин голос звучал сонно.
– Аа? Нью-Йорк... что там?
– Я буду играть там в ноябре, мам. Карнеги Холл! Ты можешь представить?
Ответа не последовало – возможно, она подумала, что все еще спит. Как бы я хотела видеть ее лицо, как оно меняется, когда до нее доходит смысл новости. Но в этом и состояло проклятие телефона: я никогда не узнаю.
Наконец из второй трубки раздался голос отца:
– Теа, крошка, это великолепно! Рассказывай нам все! Когда? Как?
Я доложила им детали: Альбенис, Уайли, сумасшедший накал от всего этого. А на другом конце снова настала тишина.
– Мам? Пап? Вы в порядке?
Конечно же с ними все было хорошо. Они были взбудоражены. Горды. И счастливы. Затем прозвучало предложение, которое разбило мне сердце:
– Ты должна пообещать сделать много фотографий.
Не было необходимости объяснять друг другу, что мы чувствовали в тот момент. Как они будут тихонько сидеть дома в ночь моего большого фортепианного триумфа, или как в те несколько секунд аплодисментов я посмотрю со сцены Карнеги Холла, чтобы увидеть пустой зал, мир, в котором я никого не знала и не любила.