Орудья подземных работ на пути, Провалы, бугры мы встречали. Работа кипела под звуки оков, Под песни, - работа над бездной! Стучались в упругую грудь рудников И заступ и молот железный. Там с ношею узник шагал по бревну, Невольно кричала я: "Тише!" Там новую мину вели в глубину, Там люди карабкались выше По шатким подпоркам... Какие труды! Какая отвага!.. Сверкали Местами добытые глыбы руды И щедрую дань обещали...
Вдруг кто-то воскликнул: "Идет он! идет!" Окинув пространство глазами, Я чуть не упала, рванувшись вперед, Канава была перед нами. ?Потише, потише! Ужели затем Вы тысячи верст пролетели, Сказал Трубецкой, - чтоб на горе нам всем В канаве погибнуть - у цели?? И за руку крепко меня он держал: ?Что б было, когда б вы упали?? Сергей торопился, но тихо шагал. Оковы уныло звучали. Да, цепи! Палач не забыл ничего (О, мстительный трус и мучитель!), Но кроток он был, как избравший его Орудьем своим искупитель. Пред ним расступались, молчанье храня, Рабочие люди и стража... И вот он увидел, увидел меня! И руки простер ко мне: "Маша!" И стал, обессиленный словно, вдали... Два ссыльных его поддержали. По бледным щекам его слезы текли, Простертые руки дрожали...
Душе моей милого голоса звук Мгновенно послал обновленье, Отраду, надежду, забвение мук, Отцовской угрозы забвенье! И с криком: "Иду!" я бежала бегом, Рванув неожиданно руку, По узкой доске над зияющим рвом Навстречу призывному звуку... ?Иду!..? Посылало мне ласку свою Улыбкой лицо испитое... И я подбежала... И душу мою Наполнило чувство святое. Я только теперь, в руднике роковом, Услышав ужасные звуки, Увидев оковы на муже моем, Вполне поняла его муки, И силу его... и готовность страдать!..** Невольно пред ним я склонила Колени - и, прежде чем мужа обнять, Оковы к губам приложила!..
И тихого ангела бог ниспослал В подземные копи - в мгновенье И говор, и грохот работ замолчал, И замерло словно движенье, Чужие, свои - со слезами в глазах, Взволнованы, бледны, суровы Стояли кругом. На недвижных ногах Не издали звука оковы, И в воздухе поднятый молот застыл... ВсJ тихо - ни песни, ни речи... Казалось, что каждый здесь с нами делил И горечь, и счастие встречи! Святая, святая была тишина! Какой-то высокой печали, Какой-то торжественной думы полна.
?Да где же вы все запропали?? Вдруг снизу донесся неистовый крик. Смотритель работ появился. ?Уйдите! - сказал со слезами старик. Нарочно я, барыня, скрылся, Теперь уходите. Пора! Забранят! Начальники люди крутые...? И словно из рая спустилась я в ад... И только... и только, родные! По-русски меня офицер обругал, Внизу ожидавший в тревоге, А сверху мне муж по-французски сказал: ?Увидимся, Маша, - в остроге!..?