Галантность чуть не стоила ему жизни. Девушка распрямилась и снова оказалась в низкой стойке.
— Ханум… — начал было Василий, но тут в него полетел нож. Василий успел поймать нож за рукоятку, скорчил свирепую рожу и покрутил ножом у девушки перед носом. Потом вдруг зашвырнул нож назад, через плечо, и улыбнулся. От двух следующих ножей он просто уклонился и, скользнув на спину, обеими ногами снова лягнул девушку в низ живота. На этот раз он не стал ждать, пока она оправится от удара — оседлал ее, заломил руки за спину. Чем бы их связать? Нечем. От досады Василий выругался по-русски.
— Вы говорите по-русски, или только ругаетесь? — вдруг спросила девушка, тоже по-русски.
— Говорю, — ответил Василий, не ослабляя хватки, — моя мать воспитывалась в монастыре святой Параскевы.
— Моя тоже, — ответила девушка и обмякла, расслабилась. Василий на всякий случай продолжал ее держать.
— Вы, наверное, благородных кровей, — предположил он.
— А вы?
— Благородных, но не по матери.
Из-за шлюпки выскочил запыхавшийся Пурдзан.
— Помочь, Гирей-ага?
— Это женщина.
— А… — Пурдзан спокойно присел рядом.
Василий решил рискнуть и отпустил девушку. Она села по-турецки и стала как ни в чем ни бывало поправлять прическу. Отряхнулась.
— Вы один?
— Мы вдвоем.
— А ваши?
— Наши были в танках.
— Я про других.
— Неверные, — ответил за Василия Пурдзан.
— Они для всех неверные, — добавил Василий, — вы видели, что они сделали с монахами?
Девушка не ответила, только посмотрела на Василия как-то странно, хмуро. Оглянулась вокруг. Снова посмотрела на Василия.
— Хорошо, что я вырубилась. Эти, с ранцами, меня сбили с толку, я и врезалась. Они решили, что я мертвая. Остальные убиты?
— Нет. Остальные пропали. Только монахи почему-то убиты.
Девушка снова бросила тяжелый взгляд на Василия. Некоторое время все трое сидели молча. Небо стало быстро темнеть. Пурдзан поднялся, кряхтя:
— Покопаюсь в этой шлюпке. Лететь надо, Гирей-ага. Нехорошо здесь. И в деревне нехорошо. И в храме тоже.
Василий вдруг понял, что страшно устал и никуда не полетит.
— Заночуем у дерева. Завтра полетим… Предлагаю заночевать на перевале у дерева, — добавил он для девушки по-русски.
— Так кто была ваша мать? — спросила она.
— Простая монахиня, подданная Империи. Русская. Как-то ее отправили в Константинополь, не знаю уж, зачем. Там она полюбила османского дипломата и бежала с ним. Оч-чень романтическая история.
Девушка встрепенулась:
— Так вы — сын Франца Гирея? Я знаю вашу романтическую историю.
— Откуда?
— Я же сказала, моя мать воспитывалась в монастыре святой Параскевы. И я там воспитывалась. Но я не монашка.