– Я сделаю это, – прорычал Рауль.
Он сжал кулаки, но потом опустил руки, чтобы не дать отцу повода для язвительных комментариев. Тот внимательно смотрел на сына несколько секунд, потом зашаркал обратно к бутылке каньи и упал в кресло-качалку, в котором проводил почти весь день. Некоторое время Рауль чувствовал на себе взгляд отца – на него смотрели глаза злобного маленького зверька. Обычно ничего не укрывалось от него, но в этот раз Раулю повезло.
– Тогда поторопись, – рявкнул мужчина. – Мое терпение понемногу тает. Я хочу увидеть эту бабу в грязи, там, где ей и место, откуда она вышла. – Он блеюще захихикал. – И тогда мы наконец заберем то, что нам принадлежит по праву.
Рауль ничего не ответил. Когда он был моложе, то не задавал вопросов. Теперь уже было поздно. Он не понимал, зачем отец хочет заполучить то, что якобы принадлежит им. Неужели он воображает, что все еще в состоянии успешно вести дела? Нет, те времена канули в лету: старый Эррера превратился в развалину и ни на что не способен, кроме как думать о мести да еще об очередной бутылке водки.
Через три месяца после смерти Эстеллы, где-то в конце лета, на эстансии Лос-Аборерос собрались семьи Пессоа, Кабезас, Хофер и Мейер-Вайнбреннер, чтобы еще раз вместе почтить ее память. Анна еще никогда не видела, чтобы Виктория была так убита горем. Идя к могиле Эстеллы, они тихо беседовали. Некоторое время молча постояли, погрузившись в печаль.
– Мне очень жаль, – произнесла Анна. – Потеря ребенка – это самое страшное, что можно себе представить.
Виктория кивнула. Анна коснулась ее руки. Она видела, что подруга старалась сохранять самообладание, но в душе у нее незаживающая рана.
– Хорошо, что у меня еще есть Пако, – тихо произнесла Виктория. – Пако и Бланка в последнее время очень поддерживают меня. Они сразу приехали, как только я сообщила о смерти Авроры. Бланка – очень добросердечная женщина, и Пако…
Анна слышала спокойную гордость в голосе Виктории.
– Пако – это ведь Пако, мой сын. Он очень добрый и знает, как… как сильно я ее любила.
– Это здорово. – Анна положила руку на плечо подруги. – Я уверена, они всегда будут рядом.
Виктория кивнула.
– Не знаю, что бы я без них делала. Марко… – Она покачала головой. – С Марко я вообще не могу говорить. Он совершенно замкнулся в себе. Никто из нас к нему не заходит с тех пор, как умерла Эстелла. – Виктория начала всхлипывать. – Я его совсем не узнаю, Анна. Его словно подменили. Он работает с утра до ночи, целый день. Почти ничего не ест и совсем с нами не разговаривает, обмениваемся лишь самыми необходимыми фразами. Он отвергает дочь. Мне кажется, он даже не знает, как она выглядит; его не интересует, как она себя чувствует…