Все же Лика давно так не нервничала. А причина, скорее всего, была в снах, которые стали ей сниться в последнее время. В них рядом с ней постоянно присутствовал какой-то неясный мужчина, внешности которого она никак не могла запомнить. Помнила только, что у него синие глаза. И, как казалось Лике, он был странно похож на того человека, которого она однажды увидела тоже во сне давным-давно, лет восемь назад, когда еще девчонкой отважилась на Святках погадать, чтобы узнать своего суженого. На чем она тогда гадала? Ах, да, кажется, на стакане с водой и расческе. И ей действительно кто-то приснился в ту ночь, но запомнила она только синие глаза. Странно. И вот теперь…
Если бы сны были, скажем, неприличные, то она знала бы, как с ними бороться. Почаще ходила бы на исповедь, ведь всем известно, что ночные бесы-блудники больше всего ее боятся. Так нет же, самое большое, что во снах позволял себе этот мужчина — или Ликино сознание, а может, подсознание, — так это взять ее за руку. Но почему-то рядом с ним ей было хорошо. «Скорее всего, — решила она, — это потому, что я часто бываю в гостях у семейной Риты и смотрю много мелодрам».
Что греха таить, замуж ей хотелось. Как и Насте, тоже хотелось домашних пирогов, вечернего ожидания мужа с работы, хотелось нарожать детишек, построить настоящую крепкую семью. Лика подавила вздох. «Человек предполагает, — строго сказала она себе, — а Бог располагает. Не раскисай. Всему свое время. Если Богу угодно»…
Тут она взглянула на дверь и увидела вошедшего в зал мужчину. Лика замерла, глядя в его синие глаза, слушая бешеный стук своего сердца…
Валерка ненавидел похороны, как, между прочим, и подавляющее большинство людей. Запах свежей земли, черные одежды, вокруг многочисленные памятники и кресты наводили на него ужас. От одной мысли, что он находится среди стольких мертвых тел и сейчас еще одно — тело некогда близкого тебе человека — тоже будет зарыто и начнется долгий процесс его разложения, его пробирал озноб. Хотя вообще-то Валерка не считал себя трусом и не был им. Слишком многое пришлось ему повидать, во многих «заварушках» поучаствовать, так что ни вид крови, ни сама смерть его уже давно не пугали. Он смирился с тем, что человек в конце концов неизбежно умирает, — еще никому из простых смертных не удавалось избежать этой участи, но похороны…
Ему по-прежнему казалось, что пережить их — это свыше его сил, а поэтому всячески старался избегать в них участия с тех пор, как умерла его бабушка, которую в детстве он безмерно обожал и чуть ли не боготворил. «Сколько же лет прошло?» — спросил он себя, отводя глаза от гроба и могилы, стараясь больше глядеть в синее сентябрьское небо и на верхушки все еще зеленых деревьев.