— Я насчет Михал Терентьича… Пишет?
— Последний раз — с месяц назад… Что-то случилось?
— Да такое вдруг дело, Майя Петровна… сбежал он…
— То есть как… я не понимаю…
— А вот так. Сбежал из-под стражи, и все тут.
Катя ухватилась за мать, та оперлась о спинку стула.
Участковый перешел на официальный тон:
— Должен предупредить: в случае, если гражданин Багров объявится или станет известно его местонахождение, вы обязаны немедленно сообщить… — Потоптался и добавил виновато: — Не обижайтесь, Майя Петровна, мое дело — служба…
А в колонии Томин вел разговоры, разговоры, разговоры.
Сначала с молоденьким лейтенантом, который отвечал за воспитательную работу в подразделении, где числился Багров. Лейтенант был вежливый, культурный, необмятый новичок. Томин предпочел бы старого служаку — пусть грубого, ограниченного, но насквозь пропитанного лагерным духом и знающего все фунты с походами.
На вопрос о Багрове лейтенант смущенно заморгал:
— Откровенно говоря, я им подробно, то есть индивидуально не занимался.
— А кем занимаетесь подробно?
— Есть ряд лиц, которые меня интересуют…
— И как успехи?
— Рано судить, товарищ майор.
«Это верно, судить можно года через два после освобождения».
— Вас как занесло на эту должность?
— Видите ли… я заочник педвуза.
— А-а, собираете материал для диплома? И какая тема?
— «Проблемы перевоспитания личности со сложившейся антисоциальной установкой».
«Мать честная! На сто докторских хватит. И он рассчитывает найти тут положительные примеры? Святая простота».
— А Багров оказался не по теме?
— Да, я так считал…
— Не тушуйтесь вы. Я ведь не инспектирующий чин. Я сейчас просто гончий пес, который старается взять след.
— Понимаете, товарищ майор, я посмотрел по делу, что за ним. Побеседовали. О поступке своем выразился вроде бы критически. У него такое характерное словечко: «сглупа». Дальше увидел его в работе. Классный бульдозерист, и трудился без бутафории, всерьез. В общем, два месяца назад назначили его бригадиром.
— Словесный портрет ангела.
— Оценку даю в сравнении с остальным контингентом. Много неангелов.
— Понятно. Итак, все было распрекрасно, но вдруг…
— Нет, не совсем вдруг. Недели две, а может, три до того… я не сразу обратил внимание… но, в общем, он изменился.
— Конкретно?
Лейтенант подумал, вздохнул:
— Сами понимаете, заключение есть заключение. У каждого в какой-то период обостряется реакция на лишение свободы. У кого тоска, у кого агрессивность, разное бывает… Я посчитал, что у Багрова тоже.
— Еще раз конкретнее, без теории.
— Стал он ходить в отключке. Полная апатия. А вместе с тем — по данным ларька — курит втрое больше прежнего.