Раньше помещик, арендатор, биржевик, скупщик не только бедняка, но и богатея теснил будь здоров. Весной 1918-го перестал жать по причине исчезновения из сельскохозяйственного обихода. А кто их, спрашивается, устранил? Так пособи государству, крепкий мужик! Ан нет, кукиш с маслом! Вот что я из столкновения с ними уяснил. Надо немедля сформулировать закон на рыночную цену, чтобы не выше положенной черточки. У нас нет закона, карающего за превышение твердой цены. Разверстанное ссыпал, справка есть, и будь здоров. А остальное? Твердой цена должна держаться независимо от расстояния. Закон предписывается исполнять под страхом уголовной ответственности.
Я мужиков на просеке едва не ухлопал. Палец потом судорога до вечера крючком сводила. Гады! Дети солому едят. Да что солому! Вредную кору, червивые коренья, сухую прошлогоднюю траву. Голод! А у них щеки лопаются от жратвы, и петроградскими, нашими же, выстраданными законами отмахиваются. Ну мы им вломим, косопузым! Они хвастают, что своим горбом наскребли. Где там своим! Разве своим столько наживешь! Батрацким потом-кровью в люди выдрались, а батраков батраками и бросили.
Вот что я замечу тебе, уважаемый товарищ Скоков! Наши законы распрекрасные для добрых людей изданы, для порядка и светлого грядущего, но жулье и всякая мировая нечисть тоже попытается ими прикрываться. Если мы в законы не внесем корректив, то не исключено, что гады будут с хлебом и мясом и прочим прибытком. Малоимущие же и те, кто собственным трудом перебивается, а не спекуляцией, на много шагов отстанут, а то и позеленеют, запухнув от голода. Законы мы должны иметь не только „за“, но и „против“. Тех, кто закон пытается обкрутить, — карать беспощадно. С изложенных позиций я анализирую сегодняшний текущий момент.
Выслушай, дорогой ты мой товарищ Скоков, стальную правду о житье в провинции в тяжкую зиму 1918–1919 годов и нелицеприятно передай ее уважаемым членам коллегии. Еще осенью, а кое-где и в августе, к муке принялись подмешивать горькую древесную кору. Наркомздрав подтвердил сигналы о таинственной болезни, которая поражала тех, кто, пытаясь растянуть скудные запасы, добавлял погуще древесной коры. В деревнях беднота сплошь покрывалась водянистой сыпью. Крупные лопающиеся очаги не заживали, и лечить их никто не умел. Животы у женщин и детей раздувало, а ноги стариков внезапно — за ночь — опухали, как при слоновьей болезни.
Что и толковать, немилосердно природа обошлась с севером России. Хлебный баланс испокон века тут отрицателен. В Питер ни грамма не вывезешь. Приезд учетчиков урожая не улучшил положения. Учетчики ведь не производят зерно. Они способствуют перераспределению излишков. А где те, спрашивается, излишки? Появление на деревенском горизонте учетчиков с амбарными книгами вызывало переполох, хотя деятельность напоказ бумажная, и оружия они почти не носили. От укомов и совдепов, однако, требовалось не меньше политичности, чем при размещении продотрядов.