«Конечно, это меня обратно привезли в Японию!» – подумал Точибан, выбираясь из-под крышки, поднятой матросами. Он опять в том же бараке, словно и не уезжал...
Утром отряды вооруженных самураев двигались в поисках беглецов по лесным дорогам.
Пятеро американцев спали в храме среди сосен, когда послышались крики и поднявшихся беглецов окружили копья и поднятые сабли.
К каждому подошло по двое японцев. Хватая беглецов за плечи и заламывая им руки, японцы перевязали всех и вывели на дорогу.
– Пошли! – раздалась команда, подтвержденная движениями копий.
– Протестуем!
– Переводчика! Я больше не могу! Развяжите руки, – просил рыжий американец.
Среди самураев шел Эйноске. Он долго молчал и наконец ответил:
– Пожалуйста... Что угодно?
– Не имеете права... Человек свободен... Вы ущемляете законные права... Что мы плохого сделали? Как вы смеете?
– Здесь Япония, пожалуйста... Это не Америка! Тут вам не удастся так двигаться и бегать, как от своего правительства... как дома...
– Руки развяжите!
– Невозможно... У нас в таких случаях, когда преступник возражает, полагается заткнуть ему рот тряпкой.
– Почему? За что?
– Запрещается спать иностранцам в Японии без приглашения.
– Мы еще вам покажем! – ответил американец. – Можно нам или нельзя ходить по вашей Японии – это знаем мы. Дайте срок!
Пятерых голодных, оборванных и связанных янки привели в деревню, держа над ними острейшие наконечники.
Бухта под солнцем густо-синяя, а горы зелены от свежей листвы и хвои. На поверхности бухты нет сегодня сторожевых лодок и нет рыбацких. Чисто и спокойно стало в Хэда... Клипер вышел из бухты и стоит вдали на рейде.
– Я так и знал! Что же ты наделал? – спросил Глухарев, поднявшись утром на палубу шхуны и обращаясь к смутившемуся Таракити. – Я же говорил тебе! Ах, ты...
Глухарев постоял, потом нагнулся, осмотрел прорубленную палубу и дал Таракити изрядную затрещину.
– Чем ты думал? Где у тебя голова? – он постучал молодого плотника согнутым пальцем по лбу.
«Если я виноват, то перенесу, – отвечал взгляд Таракити исподлобья, и не обида и не возмущение в его глазах, а вопрос: – Как же теперь?»
– Иди сюда. Еще слава богу, что ты только палубу пропилил. Ну, брат, твое счастье. Кажется, обошлось! А ты, кривой черт, что думал?
– Ниче, – отвечал Ичиро.
– Вы зачем палубу прорубили?
– Рурь! – ответил Ичиро.
– Какой руль? Этому я вас учил? А еще все бегали на плаз и сверяли! Тебе такой руль в задницу вставить!
Что сказать в свое оправдание? Таракити обидно вдвойне. Он сам понимал, что поступил неправильно. Его заставили так сделать. Плотники спорили между собой, что и как делать дальше. Явились чиновники. Приходил сам Уэкава. По шее надо бить чиновника бакуфу, а не Таракити. Указали, что надо в палубе прорубить широкое отверстие, как делается у сэнкокуфунэ. Таракити не соглашался, по его не послушали. Представлялся удобный случай сбить спесь с молодого артельного. Таракити за все расплачивался.