– Кусай!
Сбежались с кувшинчиками и другие японцы.
Матросы брали редьку и пили, некоторые обнимали старика, трепали его по плечу.
Петруха Сизов вышел из строя и подошел к чиновникам.
– Ну, Накамура-сан, поцелуемся! Мусуме тут не обижай! Офуми! – Петруха показал себе на грудь, а потом протянул руку в сторону нового здания.
– Ты не трогай его, это губернатор! – окликнули с трапа.
Жесткими, как железо, руками Сизов обхватил сановитого японца и трижды поцеловал его крест-накрест, как бы вкладывая в это что-то значительно большее.
– Спасибо, папаша!
Накамура все понял. Он не разгневался. Его теперь ничем не удивишь! Сейчас все возможно. Порядок будем наводить потом. А пока путаница неизбежна.
Петруха заметил, что на миг глубокий взор губернатора смягчился, но как бы только для него, тайно, чуть заметно, и японец кивнул, – мол, буду помнить... Человеческая же душа!
– Петруха!.. – окликнул Берзинь. – Счастливо тебе!
– Прощай, брат! – ответил Сизов.
– Видишь, и остался живой...
– И ты будешь живой!
«Вот я и в России! – подумал Можайский, ступая на палубу. – Наше судно. Сейчас спустим японский флаг вежливости и оставим свой. А задует с моря – уберем и его. А встретим чужие суда – подымем американский... или еще какой-нибудь! И забудем все!» Он, казалось, впервые увидел и судно, и свои флаги, еще пока торжественно развевающиеся.
На шхуне у борта появился Путятин. Рядом – Колокольцов.
Видя, что матросы на палубе готовятся убирать трап и ждут команды, старик Ичиро воскликнул:
– Пойду с ними! Я не хочу тут оставаться...
– Не пущу, – встал перед ним Танака. – Куда ты? Зачем?
Ичиро пытался молча пробиться.
– Опять молчишь?
– Кто знает, тот всегда молчит!
Танака яростно схватил его за воротник халата и с силой толкал, но старый плотник вцепился в полицейского, и оба они повалились в воду.
Смех быстро стих. В тишине слышно было, как трап закатывали на палубу.
– Отдать концы! – раздалась четкая и жесткая команда Колокольцова.
Судно стало тихо отходить. Ставятся косые паруса.
На берегу многие заплакали, как женщины.
Опасения Ябадоо ослабли и угасли. Ябадоо чувствует себя гордым. Кокоро-сан важно командует и на Сайо не смотрит.
Что-то зашуршало в тишине. Сайо! Вскинув руки и сжав кулаки, она вырвалась из толпы и выкрикнула:
– О, мой дорогой Кокоро-сан! Мой любимый Александр! Навсегда уходишь! Как больно! Как горько! Покидаешь меня! – Она закричала по-русски: – Остаюсь! Беременная тобой! О-о!.. – и она упала навзничь.
Отец подхватил ее. При этом Ябадоо слегка смеялся. Да, он всех обманул! Очень забавно и смешно! И нельзя показать, что беспокоишься и как больно сердцу! Надо показывать, как будто так все сам устроил, это так нарочно...