Роджерс доволен. В Японии климат здоровый, тут не было на эскадре поносов и желтой лихорадки. Он сохраняет в своей плавучей обители континентальное спокойствие и достоинство. Погруженный в дела и заботы, не видит неба, цветущих гор и не чувствует утреннего бриза. Им владеет одно желание: проникнуть, узнать, описать, сделать все, чтобы знали, что сделано хорошо, он открыватель.
Бриз прекрасен, но на картах ветров. Цветы и листья хороши в гербариях, температура морской воды – в колонках цифр солености. Вояжи – в отчетах. Это особая порода людей. Людей без неба, без цветов и без воды, но с отчетами и учеными докладами. Людей организованного будущего. Их радости основаны на знаниях, образовании и служебных успехах, а эмоции извлекаются из бульварных романов и повторяются на собственном опыте, как бы при этом размножаются в копиях.
Тонкое лицо, тонкий ум Роджерса и его черные глаза зорко и с нетерпением глядят на север, где холодно, где жестокий шторм на мелях, но где в морских песках на баре великой реки, у двери в новый мир, лежит золотой ключик. Прибыл лейтенант, командующий русскими моряками, для переговоров.
...Кости леденеют у Мусина-Пушкина от того, что может произойти с «Хэдой»! Вард отказался идти, расторг контракт. Прислал письмо. Дал объяснения Михайлову и Шиллингу. Шиллинг срочно возвратился с его письмом. Теперь вся ответственность на Пушкине. Кто же знал? 34 английских и 22 французских корабля ушли на Камчатку!
На столе ром, виски, бренди.
«Russians are in distress»[76], – подумал коммодор. Явно. Это уже далеко не те молодцы, о которых рассказывал Адамс.
– Я возьму вас на свои суда. Моя эскадра идет для описей в ваши воды. Я доставлю вас в Де-Кастри.
На устьях Амура адмирал Путятин перед уходом в Японию был предупрежден местным начальством, что из Петербурга получено сообщение еще в позапрошлом году. Гидрографическая экспедиция идет к нам из Штатов. Великий князь Константин предупредил секретным письмом Невельского: необходимо оказать содействие в пределах разумных возможностей, сообразуясь с нашими собственными интересами. Об этом также писано из Петербурга Путятину. Адмирал обо всем предупрежден Муравьевым.
Экспедиция пришла. Вот где мы ее встречаем. Два корабля в бухте Хэда. Один остался в Симода. Два – в море, на описи.
Пушкин насупился. Он и Роджерс совершенно не походят друг на друга. Александр Сергеевич на вид рыхлый, мягкий, с большими усами. В нем есть что-то от «маниловизма».
Роджерс узок лицом и фигурой, с редкими бровями и усиками, сгусток энергии, в любой миг готов выпрыгнуть из-за стола, как джампинг джек