Теперь оранжад прикрыт достойными одеждами и не мозолит глаза. А в дополнение к нему дне бутылки мартини и одна кальвадоса — специальный набор для ротозеев.
По рельсам скудной своей судьбы катил трамвай. Размахивая отяжелевшим саком, он вскочил на ходу, проехал два поворота.
Хвоста не было. Это означало, что вчера он попал в заурядную облаву, которая чешет под гребенку, потому и сумел отделаться семью бутылками горячительных напитков.
Сак привычно оттягивал руку. Позади четыре границы, сотни километров, посты, проверки. Впереди — завершающая встреча, за вторым углом, и я стану победителем в моей войне.
Война вышла из подворотни. Полувзвод солдат сделал левое плечо вперед, затопал по булыжной мостовой. Солдаты косились на пестрый сак, словно чуя в нем поживу и беду.
Тыловые крысы, даже ходить толком не умеют, вот отправлю вас на Восточный фронт, там вы научитесь маршировать. Впрочем, нам в разные стороны.
Бутылку по волнам швыряло. Хочу прибиться к тихой гавани, сойти на мирный берег, посидеть в шезлонге, выпрямив ноги.
Вот и гавань моя — рю Шампань, взбегающая на каменный пригорок к скверику. Один угол зафрахтован фотографией «Меркурий», другой — булочной. Хлеба или зрелищ — что предпочесть?
По вечерам «Меркурий» мрачно чернеет, отражаясь в потухших витринах. Днем он скромен и респектабелен. Истинная мода не нуждается в шумихе. Тот, кто хочет увековечить себя в назидание потомству, знает, куда ему следовать.
День обещал быть жарким, возможно, с грозой. Сгустки зноя скапливались на подоконниках и дверных ручках, в скачущих зайчиках на рельсах и стеклах. Редкие прохожие спешили пересечь границу света и тени. За спиной педантично вызванивал трамвай, у перекрестка застряли машины.
Мирная жизнь под мирный звонок трамвая — а ведь она готова в любую минуту взорваться.
Витрина «Меркурия» отдана на откуп звездам кабаре. Выстроились по-солдатски и давай задирать ноги, это они умеют, бравые солдаты любви, неоднократно обстрелянные, бывавшие под бомбежками и в окружении, ходившие в штыковую и в тыл врага.
На втором этаже прилеплен фальшивый балкон, там подняты жалюзи и сдвинуты розовые занавески, правая ближе к левой и узкая прорезь, смещенная от центра. Балкон в порядке.
А вот и первая звезда рейха, Марика Рокк в белоснежном вечернем платье, которое как пух, готовый облететь. Улыбка звезды, жест звезды — тут все подлинное, без дураков, на такую звезду смотреть сплошное наслаждение. Нет ли еще? Эта, пуховая, висит в левом верхнем углу, глаз обегает по периметру витрины в поиске и угадывании очередного туалета, но там, увы, пусто. Закон симметрии нарушен. Вместо звезды сияет смутное пятно картона.