Недовольно ворча, охранник накарябал что-то на бумаге и вернул папку Ваймсу.
– А теперь отворяй, дорогуша.
– Конечно, – сказал Ваймс, бросив взгляд на расписку. – Но сначала я хотел бы увидеть твои документы, будь добр.
– Чо?
– Дело не во мне, понимаешь? – пояснил Ваймс. – Но когда я вернусь и покажу своему капитану этот клочок бумаги, он скажет мне: «Послушай Ва… Киль, откуда ты знаешь, что это был именно Генри-Хомяк?» – и этот вопрос поставит меня… в крайне затруднительное положение. Возможно, я даже приду в замешательство.
– Слышь, мы не расписываемся за арестованных!
– Зато мы расписываемся, Генри, – сказал Ваймс. – Нет подписи – нет арестованных.
– И ты чо, помешаешь нам их забрать? – осведомился Генри-Хомяк, делая несколько шагов вперед.
– Если ты коснешься рукой этой двери, – предупредил Ваймс, – я буду вынужден…
– Отрубить ее, да?
– Арестовать тебя, – поправил Ваймс. – Для начала, за создание помех правосудию, а в участке придумаю еще несколько обвинений.
– Арестовать? Меня? Но я такой же стражник, как ты!
– Опять ошибаешься, – сказал Ваймс.
– Так, что здесь происходит?
Маленький тощенький человечек появился в свете факелов. Генри-Хомяк отступил на шаг и принял позу величайшего подобострастия.
– Сэр, этот офицер отказывается передавать нам нарушителей комендантского часа, – отрапортовал он.
– Этот самый? – спросил человечек, подскакивая к Ваймсу странно дерганым манером.
– Так точно, сэр.
Ваймс почувствовал на себе холодный и неприкрыто враждебный взгляд отмороженных, как у ручной крысы, глаз бледного человечка.
– А, – сказал человечек, открывая маленькую жестянку и доставая зеленую пастилку для горла. – Ты совершеннослучайно не… Киль? Я уже… слышал отебе.
Голос человечка был таким же нетвердым, как походка. Паузы возникали в совершенно неуместных местах.
– До вас быстро доходят вести, сэр.
– В таких случаях принято отдавать честь, сержант.
– Не вижу кому или чему, сэр, – сказал Ваймс.
– Верноподмечено. Верноподмечено. Ты – новичок, конечно. Но, понимаешьли, мы, особисты… часто находим необходимымходить… в штатском.
«Как же, помню… В резиновом фартуке, например», – подумал Ваймс, а вслух произнес:
– Так точно, сэр.
Хорошая фраза. Может означать все, что угодно, или совсем ничего. Если больше ничего не говорить, она остается не более чем знаком препинания.
– Я – капитан Загорло, – представился человечек. – Цоп Загорло. Если имя кажетсятебе забавным, ухмыльнись… и покончим с этим. Теперь можешь отдать честь.
Ваймс отдал честь. Уголки рта Загорло на мгновение поднялись.
– Хорошо. Твое первое дежурство на тюремном фургоне, сержант?