Когда слева по курсу показались знакомые скалы мыса Безымянного, корабль удивился. Но его пришвартовали к пирсу в одной из мелких бухточек и стали торопливо срезать мачты и трубы. Корабль понимающе вздохнул: "Все-таки на металл. Но зачем было так далеко тащить?" Действия людей не прекращали его удивлять. "Одни вон уже надстройку режут, а другие в это же время вспомогательные дизеля проверяют, как будто мне в поход идти. Зачем?" Когда под его брюхо подвели понтоны и почти на половину осадки подняли из воды, он только непонимающе пожал своими бронированными плечами. Корпус броненосца затолкали буксирами в мелководное устье речки, естественно, тоже Безымянной. В свое время очень многим географическим объектам в этих краях дать имена не удосужились, а потом уже поздно было. Так и остались они на всех картах с одинаковым именем "Безымянный" Корабль не просто вывели на мелководье, его практически затащили на берег, где посадили на грунт и стали намывать песок к борту. "Вы что это такое делаете? Вы меня в земле похоронить решили? Но я же не ладья викингов! И вообще, что это за языческие обычаи?! Прекратите! Я же крещеный! Православный! Мне положено или на дне лежать или в мартене помереть, а вы что творите?" Но люди не слышали криков корабля. А может и слышали, но не понимали.
А потом случилось такое, о чем он даже не мог и подумать. К нему подошла баржа и с неё стали перегружать в погреба боезапас. Он почувствовал давно забытое ощущение прессованной тротиловой смерти в своем нутре. А когда запустились дизеля и провернулись механизмы подачи, он все понял. Сначала он гнал эту мысль, боясь сглазить. Но все больше признаков говорили о том, что дела обстояли именно так. Ему привалило немыслимое счастье. Он умрет не как мишень на стрельбах. И не как источник качественного металла. Он умрет как воин, в бою. В том, что он умрет, сомнений не было. Уж больно торопились люди, больно сильно нервничали. Значит враг близок и силен. Значит, отступать некуда. Затем и посадили его на грунт, чтобы не ушел под воду, а стрелял до последнего.
Когда с моря донеслась канонада, он понял, что время пришло. А вот и они. Поднимая белый бурун и сверкая вспышками выстрелов в бухту рвался крейсер под чужим флагом.
"Красавец! Только куда это ты так торопишься? Не стоило тебе сюда приходить! Я на тридцати кабельтовых не промахиваюсь!" Броненосец чуть шевельнул стволами, будто разминая пальцы, а потом в борт крейсера вонзились четыре двенадцатидюймовых снаряда. От страшного удара крейсер мотнуло вправо, потом влево, а потом он стал погружаться, сотрясаясь от внутренних взрывов и выкидывая в небо свои потроха. Шедший следом эсминец получил всего два шестидюймовых подарка, ещё два ушли в молоко. "О-хо-хо, старость не радость. Совсем у меня средний калибр близоруким стал! Но ничего, сейчас добавим!"