Его глаза поникают вниз, и он не отводит взгляда от пола.
— Ты не игрушка.
— Очевидно, я она и есть! — мой голос эхом разносится по дому, и я понимаю, что все молчат, как и должны. — Я не больше, чем просто тупая игрушка, с которой ты играешь, а другие мальчики в песочнице — не могут.
Логан пробегает своим пальцами по волосам.
— Это неправда...
— Это чертова правда! — Я резко прижимаюсь к стулу. — И знаешь что, Логан… с меня хватит.
Его голос звучит неуверенно, когда он спрашивает:
— Что значит, с тебя хватит?
— То и значит, — мой голос слабеет, как и тело. — С меня хватит, Логан. Хватит этих больных экспериментов доктора Джекила и мистера Хайда. Хватит преследовать тебя, словно я влюбленная фанатка, которая никогда не будет для тебя чем-то большим, чем предметом на полке, до которого никто не сможет дотянуться. С меня хватит этого. Тебе нужно выбирать, Келлар.
Он облизывает губу, но ничего не отвечает.
— Тебе придется сделать выбор. Или ты выбрасываешь все карты на стол, затягивая петлю страха на своей шее, и остаешься со мной, и я имею в виду, по-настоящему остаешься со мной, Логан. Или…
Он едва слышно произносит:
— Или что?
Это неправильно, что я надеюсь, что мне не придется озвучивать второе «или»? Что он просто заключит меня в объятия и выберет меня. Да, вы правы. Не неправильно. Тупо. Очень тупо.
— Или ты полностью оставляешь меня в покое и даешь мне пространство. И я не имею в виду временное пространство, Логан. Я имею в виду, мы пересматриваем нашу дружбу. Больше никаких размытых границ.
Все нормально, если вы начали вздыхать. Я тоже это делала.
— Больше никаких пижамных вечеринок. Никаких объятий. Никаких заигрываний, будто мы парень и девушка, как мы привыкли. Будет тяжело? Да. Будет хреново? Черт, будет. Но позволь мне сначала сказать, — я наконец-то двигаюсь ближе к нему, — научиться жить так будет лучше, чем продолжать жить так, как сейчас, каждый день. Выбор за тобой, Логан.
Я проталкиваюсь мимо него, и он снова пытается начать:
— Но Макс…
— Не надо, — удается сказать мне, и горький ком слез застревает где-то в горле. — Не говори ничего, пока не будешь уверен на сто процентов.
И он не говорит. Он поджимает губы, и опускает лицо вниз, пялясь на свои ноги, пока я медленно начинаю подниматься по лестнице наверх.
— А что с нашей традицией? — его голос останавливает меня через три ступеньки.
После всего, что я сказала, это единственное, что его волнует? Его счастье. Его рутина. Почему я удивляюсь? Почему я вообще удивляюсь, что он ставит на первое место себя, а не меня? По крайней мере, я могу подготовиться к отказу, который, как пить дать, не за горами. Я просто надеюсь, что в этот раз он останется верным своему слову.