Азкабан… поганое место. Сырые ледяные стены, вой других узников с нижних этажей, постоянный полумрак, ползущие по камере жучки и высасывающее воздействие дементоров. Вкупе с одиночеством в камере, которое сложно было разбавить даже разговорами с Сириусом… я там реально мог бы и свихнуться. Кажется, что время в том месте прошло для меня легко и свободно, пусть и было сопряжено с трудностями… а мне вот до сих пор кошмары о моей камере снятся. Как я не могу распилить дверь или как не успеваю создать Патронус, как дементоры поглощают мои эмоции, я впадаю в апатию, а затем не успеваю восстановиться и снова лишаюсь сил, и снова, и снова… Хватит! Я уже давно не там, пора забыть. Чуть дёрнув плечами, касаюсь лбом набалдашника меча, чья рукоять закреплена у меня на руке.
— Здравствуй, Годрик.
— И тебе не хворать. О чём задумался? Чего хотел?
— Турнир Трёх Волшебников на носу. Я — Чемпион Шармбатона и мне надо точно знать, могу ли я положиться на тебя?
— Мой клинок не выпадет из твоей руки и не покинет тебя в самый ответственный момент. Я разрешаю тебе использовать его по твоему усмотрению.
— Благодарю… — кивнув, вновь возвращаюсь в реальность.
Решил немножечко отдохнуть от экшена. Наверное, скоро опять будет.
— … Бил, никогда не надевай его, но всегда держи при себе! Если сумеешь когда-нибудь — уничтожь!
— Пап, а почему вы с мамой уходите? Куда вы? — ребёнок готов был расплакаться. Черноволосый статный, но несколько худощавый мужчина присел рядом с ним, смотря в глаза мальчишке.
— Бил, я надеюсь, мы ещё увидимся. Помни, что мы расстаёмся лишь ради твоего блага… — упоминание о погибшей женщине на несколько секунд сковало сердце мужчины в ледяные тиски. Но не говорить же об этом сыну?
— Но я не хочу!!! — вокруг затряслись предметы, обрывая несколько сухую речь мужчины. На секунду замерев, отец крепко обнял сына, а из глаза вытекла одинокая слезинка.
— Малыш, послушай меня. Ты должен быть сильным и перенести это. Прости, если сможешь. Слушайся дядю с тётей во всём. Когда-нибудь мы с мамой вернёмся… я обещаю, — тело мужчины превратилось в чёрный дым, вылетев в окно.
— Пап!.. — кинулся ребёнок туда же, но напоролся на невидимую преграду.
Вертя в руках старинный, но весьма искусно выполненый зеленоватый медальон, Бил смотрел в окно выделенной ему комнаты.
— Так и не вернулся, отец… а ведь обещал… — каким бы весёлым он ни старался быть, грусть из души не уходила никогда. Притуплялась — да. Уходила… нет. — Что же в этой вещи такого особенного? — непонимающе разглядывал юноша змейку на ободке. — Что в тебе такого, из-за чего отец может бросить сына, а мать даже не захотеть попрощаться? Что в тебе такого, из-за чего я должен был расти без родителей, называть тётю мамой, а дядю — папой? Что же в тебе скрыто? Почему ты так важен? И важен ли? — фыркнув, парень снова убрал медальон в нагрудный карман. — “Не надевай”, “уничтожь”… сделаю отец, уничтожу, не надену. Интересно, хоть тогда ты сможешь вернуться?