— Звучит так, словно старый сукин сын не слишком далеко отсюда. — Я слышал, как он подвинулся и оперся на локоть, прислушиваясь к ночи — так же, как и я.
Тигр не подавал больше голоса, но в соседней комнате, за закрытой дверью, я услышал, как Вайлит неожиданно произнесла: «О, Джед! О… о…» — и последовал ритмичный скрип койки и тяжелые удары, словно в стену били деревянным каркасом; с минуту или две я также слышал, как Джед стонал, словно раб, избиваемый кнутом, а Сэм сказал вполголоса:
— Неужели, черт возьми…
Вскоре там опять стало спокойно, по крайней мере, никакого звука не проникало через дверной проем. Сэм подошел к окну и, немного погодя, пробормотал:
— Странно… я не думал, что он может.
— Вайлит рассказала мне, что он занимался этим только один раз. Только один раз, с той кингстонской проституткой, о которой он говорит так часто.
— Да, рассказывала и мне то же самое. — Я чувствовал, что он ласково и созерцательно смотрел на меня в темноте. Потом высунулся из окна, его тускло освещенное звездами лицо уставилось вниз на неосвещенное село.
— Смиздюлька ублажает тебя, Джексон?
— Да. — Я полагаю, мое тупоумное замешательство было результатом приютского воспитания, смесью отвратительной притворной стыдливости и благочестия, тем липким дегтем, которым человеческая раса обмазывает своих детей, чтобы потом обвалять их в перьях.
Мы с Сэмом могли слышать где-то вдалеке, в селе, крик ребенка, вероятно, напуганного ревом тигра; это был настойчивый беспомощный плач, который пытался утешить усталый и ласковый голос женщины. Я слышал, как она говорила — где-то, бестелесная, будто слова висели в темноте… «Да-а полно, он не сможет забрать тебя, малютка…»
Когда я одевался утром, мне пришло в голову, хотя я подозревал об этом во время ужина прошлым вечером — разговляющего ужина в пятницу, после захода солнца, что продвижение в племянники длинноногого «мистера» для дворового крепостного мальчика-слуги, самого низкого по положению, не считая раба, — не просто удовольствие, которое ничего не значило. Я достиг этого чуда сам, конечно, но помнил, что в этом было мало утешения. Для лиц, выдающих себя за аристократов, существуют тяжелые наказания, как и для крепостного слуги за ношение белой набедренной повязки свободного человека. Мне пришлось пробормотать Сэму об удивительной силе простой белой набедренной повязки, но он был больше заинтересован в практической стороне вопроса, чем в чертовски-дурацком разглагольствовании об этом.
— Мне кажется, Джексон, что ты должен следить за некоторыми, будь они прокляты, незначительными деталями, такими как: не ковырять в носу, не вытирать его так шумно тыльной стороной руки, по крайней мере, не во время еды. Это пришло мне в голову вчера вечером, во время ужина, но я не хотел ничего говорить при этих паломниках, чавкавших прямо под рукой у нас.