— Ты говоришь о яме? — спросила Элья.
— Угу, о яме. О зародыше. Хотя это уже давно не семя. Вот как получается: искали мы, а нашел Кувард. И ты.
Цап-царап по спине.
Ассс… Это я нашел… Еще немного… Глоток… Дай, дай, дай…
Они со скланой стояли по разные стороны каверны. Смотрели не в оранжевый зев, по которому будто стекали в глубину струи крови, но друг на друга. А про Турана забыли. Туран им теперь не нужен.
— Что ж, подтвердилось сразу несколько предположений. Смотри, склана. Чувствуй. Запоминай. Тебе снова предстоит искать подобное.
Искать… Постоянно искать… Если не искать — жажда, голод, смерть… Дай, дай, дай… Раздави, предай… Отруби, отрежь… Ешь, ешь, ешь…
Элья содрогнулась, а Бельт принялся вытирать ладони о куртку… почти касаясь рукоятей кинжалов.
— Кувард описывал его без красных жил, — пробормотал мэтр.
— Их и не было. Столько — не было. И камень был не в темный желток, а в золотарницу. Светлее.
Ассс… Ассс… Ассс…
Аттонио кивнул и совсем бесцветно произнес:
— Знаешь, Элья, я сейчас должен хвататься за волосы и скакать до самого каменного свода, в общем — буйствовать в радости. Но ничего такого я не чувствую… Я думал, что в лучшем случае он умирает. А он растет.
— Он? — Туран уже знал ответ. Он здесь, вокруг, примеривается, не зная, как можно дотянуться до добычи. Он сверлит камни корнями, расползается.
— Он — Понорок. Еще маленький, пробившийся под самым боком другого. Выживет ли?
Выживу, выживу, выживу… Рядом — большое и старое, слабое… Жить, жить, жить… Пить, пить, пить… Тихо, много, долго… До самой смерти… Его смерти… Их смерти…
— А если выживет, — глухой голос скланы раздавался поверх нечеловеческого, — то станет Понорком Понорков.
Нора, нора, норка… Далеко, глубоко, надежно…
— Маленькое чудовище сожрет большое. И какое из двух страшнее?
Туран прыгнул раньше, чем склана сделала шаг. Только поэтому он успел ухватить её, провалившуюся в зёв, сперва за куртку, а после за локоть. Рядом плюхнулся Бельт, одной рукой вцепившись в Турана, а другой помогая удерживать Элью.
Бескрылая висела полумертвым мотыльком, насаженным на крючок, и желтая пасть уже смаковала добычу.
Серые веки смежены, пальцы мягки…
Склана открыла глаза, когда золотарница с её запястья ловко обвила петлей три руки.
Аджа!
Белая птица запуталась в золотом поводке и нелепо била крыльями по прутьям решетки.
— Мудр-р-рейший Рыр-р-рах!
Сидя в кресле Лылаха, посажный Урлак ел очередной апельсин. Корки усеяли весь стол, разбавляя унылые цвета кабинета. Пожалуй, только они, да еще барахтающаяся в клетке птица, придавали комнате иллюзию жизни. Всё остальное — пустые шкафы, вскрытые доски пола, взрезанные настенные кожи — твердили об обратном. Впрочем, Урлак был рад гибели этой части дворца.