Обманываясь густыми тенями и дурными мыслями, Туран видел не толстостенные деревянные саркофаги, а хлипкие клетки. И совсем скоро бронзовые звери оживут, с легкостью вырвутся из них на свободу, начнут рвать всё вокруг. Так и надо.
Отдельно выносили бочонки с порохом и короба с особым инструментом. Их не оставляли под открытым ночным небом, сразу грузили в фургоны и отправляли. Здесь приходилось все делать практически на ощупь: высокий мужчина в колпаке регулярно напоминал, на какое расстояние разлетятся идиоты-работнички в случае искры, не говоря уже о факеле в дурных руках. Дистанция менялась в зависимости от размеров бочонка и обозначалась с точностью до двух локтей, из чего можно было сделать выводы, что хозяин колпака хорошо разбирается в вопросе.
И это правильно. Бранью и кулаком, чтобы не как три года назад в Байшарре, чтобы без развороченных коричнево-черных животов, без дрожащих культей и располовиненных тел, без полулицых масок, когда застывшая неповрежденная половина страшнее мясного месива… Не здесь и сейчас. Позже.
А потому Туран полностью поддерживал мужчину в колпаке, время от времени напускаясь на нерадивых переносчиков. Иногда даже сам, отогнав их прочь, аккуратно переставлял бочонки в недрах фургона. Тесно, бок к боку, обкладывая мешочками с песком — не будут скакать на кочках дороги. Да и проверить, плотно ли прилегает крышка, не помешает.
Именно в такие минуты Туран и делал главное. Тщательно прислушиваясь, не сунется ли кто, он ловко доставал стальной крюк и киянку, в несколько глухих ударов поддевал очередную крышку, а затем ножом отделял несколько крупных влажноватых комков от основной воняющей мочой массы. Емкость снова закрывалась, комки отправлялись в промасленный мешочек, а тот, в свою очередь — в большую седельную сумку, что висела рядом с коновязью. И охота за порохом начиналась наново.
Снаружи на Турана не обращали внимания. Деловито сновал Паджи, отдавая на удивление короткие, но четкие распоряжения. Гомонили люди, поскрипывали жукотелые тягловые големы, принимая груз. Пиликала свирель в руках темношкурого склана с горбатой спиной и какими-то куцыми, словно обрезанными крыльями. Склану не было дела до человеков, а тем — до крылана. Изредка в воротах показывались и другие из серокожего племени, но темень не позволяла углядеть что-то особенное, кроме коротких вспышек и переливов крыльев. Именно они и высвечивали худощавые силуэты, выделяя их среди людей.
У горбатого крылья казались неживыми, торчали под острым углом к спине, точно выломанные руки. А та девица, которую Туран в Гаррахе встретил, и вовсе бескрылой была. Подобные мысли появились перед самым рассветом, когда последний ящик лег на большую повозку, знаменуя завершение первого этапа.