Туран послонялся еще немного по пустынному двору, без особого удивления осмотрел пропитавшийся кровью пень, более походящий на плаху, и отбыл в Ханму.
Второй выезд оказался куда более необычным. Ехали ночью, в закрытой карете. Паджи предварительно поставил неимоверную сумму на то, что Туран не выдержит всю дорогу без остановок по нужде. Разумеется, Туран целенаправленно проиграл, и даже дважды, но короткие пробежки вдоль придорожных кустов осведомленности не добавили: сперва какое-то поле с далекими огнями у самой границы, а потом куцый лесок, предваряющий густую чащу. Ясно было только, что двигаются они не Красным Трактом. Вывод не стоил проигранных денег, ибо очевидно вытекал из характерной тряски, наблюдение только подтвердило его.
Карету встретили голоса и скрип ворот, причем явно не единственных. Дождавшись, когда в дверцу уверенно постучат, Паджи выпрыгнул первым. Туран неторопливо выбрался следом.
Амбар, большой и необычный. Слишком чистый для амбара: даже коричневый земляной пол выметен идеально. Под потолком растянулась паутина серебристой проволоки, явно рукотворной. Повсюду стояли знакомые еще по Бештинам треноги. Пахло чем-то терпким, но вполне пристойно, что было особенно странно с учетом лежавших в низких загородках сцерхов. Без ошейников и поводков, на вид они выглядели вполне здоровыми. Если бы не внутренняя уверенность, Туран принял бы их за спящих.
— А они действительно спят. — Голос принадлежал хан-каму Кырыму, именуемому в отчетах не иначе как Умный. Вот уж кого Туран не ожидал встретить здесь!
Паджи почтительно поклонился и выскользнул из амбара. За ним потянулись местные слуги и кучер, напоследок угостивший нервных лошадей чем-то хрустящим.
— Приветствую ясноокого. — Туран коснулся пальцами век. Конь позади отчаянно фыркал и бил копытом. Наверняка будет кому-то работы по уборке.
— И тебе здравствовать и не терять остроты взгляда.
Пожалуй, именно Кырым-шад находился на своем месте. Не в снегах долины Гаррах, не в комнате безымянного трактира, но в лаборатории или месте, столь похожем на нее. Сейчас он был уверен в себе, спокоен, сосредоточен. Пытался уравновесить чаши весов, на одной из которых стеклянная чаша, доверху заполненная синими шариками, на другом — стеклянный же кувшин с чем-то, с виду напоминавшим масло.
— Сцерхи опасны, мой господин, а я не вижу ни цепей, ни даже ремешков. А такой забор не удержит их.
Кырым, подняв над кувшином длинноносый ковшик, отсчитывал масляные капли. И отвечать не спешил, но все-таки:
— Они спят необычным сном. После такого к нормальной жизни уже не возвращаются.