Над Шере —
метьево
В ноябре
третьего —
Метеоусловия не те, —
Я стою встревоженный,
Бледный, но ухоженный,
На досмотр таможенный, в хвосте.
Стоял сначала – чтоб не нарываться:
Ведь я спиртного лишку загрузил, —
А впереди шмонали уругвайца,
Который контрабанду провозил.
Крест на груди в густой шерсти, —
Толпа как хором ахнет:
«За ноги надо потрясти, —
Глядишь – чего и звякнет!»
И точно: ниже живота —
Смешно, да не до смеха —
Висели два литых креста
Пятнадцатого века.
Ох, как он
сетовал:
Где закон —
нету, мол!
Я могу, мол, опоздать на рейс!..
Но Христа распятого
В половине пятого
Не пустили в Буэно́с-Айре́с.
Мы все-таки мудреем год от года —
Распятья нам самим теперь нужны,
Они – богатство нашего народа,
Хотя и – пережиток старины.
А раньше мы во все края —
И надо и не надо —
Дарили лики, жития,
В окладе, без оклада…
Из пыльных ящиков косясь
Безропотно, устало, —
Искусство древнее от нас,
Бывало, и – сплывало.
Доктор зуб
высверлил,
Хоть слезу
мистер лил,
Но таможник вынул из дупла,
Чуть поддев лопатою, —
Мраморную статую —
Целенькую, только без весла.
Общупали заморского барыгу,
Который подозрительно притих, —
И сразу же нашли в кармане фигу,
А в фиге – вместо косточки – триптих.
«Зачем вам складень, пассажир? —
Купили бы за трешку
В «Березке: русский сувенир —
Гармонь или матрешку!»
«Мир-дружба! Прекратить огонь!» —
Попер он как на кассу.
Козе – баян, попу – гармонь,
Икона – папуасу!
Тяжело
с истыми
Контрабан —
дистами!
Этот, что стату́и был лишен, —
Малый с подковыркою, —
Цыкнул зубом с дыркою,
Сплюнул – и уехал в Вашингтон.
Как хорошо, что бдительнее стало, —
Таможня ищет ценный капитал —
Чтоб золотинки с нимба не упало,
Чтобы гвоздок с распятья не пропал!
Таскают – кто иконостас,
Кто крестик, кто иконку, —
И веру в Господа от нас
Увозят потихоньку.
И на поездки в далеко —
Навек, бесповоротно —
Угодники идут легко,
Пророки – неохотно.