В начале второго дня Платон услышал, как за стеной зашебуршился, пришедший позже Иван Гаврилович. Лишь через несколько минут он вошёл к Платону, с трудом выдавив из себя:
— «Привет, Платон!».
— «Привет!» — ответил тот, про себя подумав: Да! Тяжело ему даётся культура общения!
В отсутствие начальницы Гудин задал тон и в давно забытом её обсуждении. Платон постарался поскорее прекратить диспут, резюмировав своё мнение, не боясь, что оно будет доведено до кого следует:
— «Как руководитель коллектива людей, она начальник никакой! Ну, а как диспетчер, она хороша!».
Однако Ивана Гавриловича надолго не хватило. Уже на следующий день, в среду, он пришёл, как ни в чём не бывало, не здороваясь, сразу начав с места в карьер говорить о каких-то своих делишках.
Днём Иван вновь зашёл к Платону о чём-то рассказать, а скорее всего, прощупать его настроение:
— «Ты, знаешь, где на «Кропоткинской» находится институт Сербского?!» — непонятное проскользнуло в его словах.
— «Нет!» — спокойно ответил тот.
— «А-а! Ты не зна-а-ешь!» — злорадно начал задираться Гудин.
— «Так я там не лечился!» — привычно осадил его Платон.
Иван Гаврилович, обидевшись, тут же вышел вон, покурить. Он не мог быстро реагировать на остроты Платона, потому потом пошёл тренировать свою реакцию, снова играть на компьютере в шарики.
Он явно отвык от Платона, от его шуток и прибауток, от их общения, и постоянного, совместного, взаимного пикирования.
Потому он, наверно, и вёл себя теперь как-то молчаливо и даже нелюдимо, отчуждённо по отношению к Платону. А тому это было на руку.
Поэтому после почти двухмесячного перерыва Платон решил воспользоваться таким шансом.
Ну, и хорошо! Не будет мне теперь мешаться под ногами со своей дурью! Не будет засорять мне мозги, и убивать моё время! — решил автор.
Однако их вскоре свёл вместе недоразгаданный, как всегда, Гудиным кроссворд.
Разгадывая его, Иван Гаврилович на вопрос «Воин, богатырь на Руси», написал «Рыцарь» (?!).
Платон поправил на «Ратник».
Фу! Сразу чувствуется пёс немецкий! — молча съязвил славянин.
А на громогласное возражение Гудина правкам Платона и сомнение того в кругозоре кандидата наук, последовало гневно-возмущённое от корректора:
— «Ванёк! Весь твой кругозор помещается… в чужой жопе!».
— «Я академический работник! Я доцент! Я занимаюсь наукой, и у меня чистая совесть!» — орал тот.
— «Да! У тебя может и чистая совесть? Но грязная душонка!» — успокаивал его Платон.
Коллеги опять разбежались во взаимной обиде. Только теперь ушёл к себе Платон. Но снова ненадолго.
Политические события последнего времени невольно вновь свели бывших советских граждан на взаимной политинформации.