С завистью ловлю веселые разговоры людей в коридоре о том, что они планируют делать на выходных и как отдохнуть. Пятница, но вряд ли шеф отпустит пораньше, скорее наоборот, заставит сидеть допоздна.
Иду с документами на подпись к Герману Олеговичу — вообще к генеральному с такими вещами нужно ходить Гайне, у меня все же не тот статус, но мой начальник наплевал на то, что нужно и положено.
Герман Олегович встретил меня очень приветливо, хотя я опасалась, что будет недоволен, что появилась я, а не Гайне. Но нет. Генеральный даже похвалил моего босса за то, что тот присылает к нему пообщаться красивых милых девушек.
В общем, генеральный меня засмущал, и из дверей нашего самого главного я выходила с румянцем на щеках и улыбкой.
Конец рабочего дня, иду по коридорам обратно в свою приемную, прощаясь с веселыми и довольными жизнью коллегами. Проходя мимо дамского туалета в той части здания, где народа обычно мало, особенно в такое время, неожиданно услышала надрывный женский плач.
Остановилась. Меня одолели сомнения. С одной стороны, это не мое дело. С другой — еще вчера я так же плакала, закрывшись в туалете и… это было тяжело.
Вошла в помещение и постучала в ту кабинку, откуда доносится плач. Чувствую себя неудобно, от этого, наверное, и получается ерунда:
— Эй! Привет! Кто бы ты ни была, выходи, давай поболтаем. Нет таких проблем, которые невозможно решить.
Рыдания за дверью резко оборвались. Пара всхлипов и удивленное:
— Лера? — дверь кабинки распахнулась.
— Ой, Кать, привет.
— Лерочка! — моя бывшая коллега по отделу радостно бросилась мне в объятия.
Катя — моя не то что бы подруга, но общались мы с ней всегда очень хорошо. Невысокая полненькая блондинка с мягким и тихим характером. Ни разу слова от девушки плохого не услышала. Мы и сошлись на том, что вечно витаем в каких‑то грезах. Только Катя общество не очень любит, сторонясь больших шумных компаний, а мне нравится, потому мы только во время работы всегда общались, если было свободное время.
— Кать, что случилось‑то? Ты… зачем канцелярский нож в туалет взяла? — когда девушка отстранилась, заметила в ее руках невинного вида ножик для резки бумаги с каплями крови на все‑таки остром лезвии и на запястье Катерины. Меня хватил ужас.
Пригляделась к девушке еще внимательнее. Помятая одежда, губы припухшие, на шее синяк.
Катя молчит, стыдливо опустив глаза.
— Кать… твое нынешнее состояние… как‑то связано с Павлом Дмитриевичем? — осторожно спросила я.
И тут девушку словно прорвало. Катя рассказала мне все. Когда я ушла из отдела, Павел Дмитриевич неистовствовал, устроив всем «хорошую» жизнь, но в последние дни вдруг стал спокойнее и… начал оказывать Катерине знаки внимания. Терся все время поблизости, то и дело вызывал к себе, касался… Как и у меня все, в общем. Катя, как могла, сторонилась начальника, но, зная Павла Дмитриевича, это мало чем помогало.