Дверь открылась сразу же, едва я постучала. На пороге стоял Алекс в расстегнутой и выпущенной поверх брюк рубашке. Удивление на его лице сменилось презрительной улыбкой:
— Что, неужели пришла зарабатывать условия получше?
Мне было неловко и стыдно, кажется, я даже покраснела:
— Мой господин, — пролепетала я, — я хотела поговорить с вами.
— О чем нам говорить? — он недоуменно выгнул бровь. — Неужели за дракона просить пришла?
— Нет… Может вы разрешите мне войти?
— Да, конечно, входи. Можешь сесть вон там, — он указал на диванчик, заваленный множеством маленьких подушечек.
Я прошла, села и поудобнее устроилась. Что делать дальше? Алекс подошел к секретеру в углу комнаты, достал из ящика бутылку вина и два бокала.
— Будешь? — спросил он меня.
Я кивнула.
— Итак? — он сунул бокал с вином мне в руку, и сел напротив меня в кресло. — За что выпьем?
Я в раздумьях вертела бокал в руках.
— Тогда за меня! — он выпил вино залпом, потом посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. — А ты изменилась. Я совсем не ожидал, что ты будешь так молода, так дерзка и так независима. Вообще‑то раньше ты такой не была. Ты меня любила, даже обожала и… боялась.
— Да, но это было в прошлой жизни.
— В этой, конечно, все по — другому?
— Ты стал другим…
— Ты пришла мне читать нотации? — он встал, подошел к диванчику и устроился рядом со мной. Я шарахнулась от него как ошпаренная. Алекс не отступал. Преодолев мое вялое сопротивление, он завалил меня на диван, придавив собой, и жестко грубо поцеловал. Я не сопротивлялась, даже не шевелилась.
— Нет, так не пойдет, — он отстранился. — Я хочу, чтобы ты сама этого хотела. Я никогда не насиловал женщин и не буду начинать.
Пытаясь сдержать нервную трясучку, я села рядом с ним и взяла его за руку:
— Сашка, давай я тебе спою…
Он замер, весь напрягся, бросил на меня быстрый взгляд и пошел наливать себе еще вина.
— Я слышал, ты поешь мои песни…
— Да, сам же знаешь, как они мне нравятся.
— Спой что‑нибудь, только не разочаровывай. Если у тебя получится хуже, чем у меня, никогда не прощу.
Пока он отвернулся, я сняла ошейник, спрятав его в складках платья, закрыла глаза и осмотрелась. Аура его была будто прожжена. Так бывает, когда окурки тушат о пластик. И таких прожогов у него насчитывались десятки. К горлу подступил ком. Мне стало его жалко до слез. Выжженное поле боя. «И тут уж кричи — не кричи»… пришли на память слова любимой нами двоими когда‑то песни.