На половине выступления я вдруг чувствую, как начинает трястись карман моих темно-синих рабочих штанов. Звук-то отключен, но коль скоро уже несколько человек это заметили, мне остается лишь достать мобильник.
– Прошу прощения, – говорю я, залезая в карман. – Сейчас совсем отключу, чтобы…
«Входящий от Ал», – сообщает мне дисплей.
– Извините, ради бога, – строю я виноватую мину для всей аудитории. – Звонок очень важный. Поболтайте пока между собой, я вернусь буквально через минутку.
Я выскальзываю из комнаты, плотно прикрыв дверь, и прижимаю мобильник к уху.
– Ал? Все в порядке?
Небольшая пауза, затем какое-то шуршание, автомобильные гудки. Звук улицы.
– Эмма, какой у тебя адрес? В том городишке, где ты живешь?
Я едва разбираю ее слова из-за сильнейшей одышки.
– Коттеджный поселок «Жимолость». А что?
– Я в пути. Доберусь в районе девяти вечера. Разговор есть. Ты права: Дейзи не погибла.
– Что?!
– Подробности при встрече. В полицию не звони. Обещай. Эмма, обещай, что не будешь звонить в полицию!
– Но…
– Обещай, Эмма! Я прошу тебя!
– Ладно-ладно, обещаю. Только смотри… Ал? Ты меня слышишь? Аллё?
Короткие гудки, а когда я перезваниваю, то попадаю на автоответчик. Смотрю на часы: восемь пятнадцать.
– Анна? – Я мчусь по коридору, отчаянно надеясь, что она еще не ушла. – Анна!
– Да-да? – Она уже на выходе из конторы, придерживает дверь затянутой в перчатку рукой; шерстяное пальто застегнуто на все пуговицы.
– Мне надо бежать, кое-что случилось. Я бы ни за что не стала срывать тебе планы, но это так важно, что… В общем, очень тебя прошу: поговори с волонтерами, а? И потом еще надо будет все запереть на ночь…
– Да, но я… – Она недоуменно показывает на темную парковку. Мы после того случая со взломом попросили Дерека установить прожектор, однако там обнаружились какие-то проблемы по электрической части.
– Да-да, понимаю. – Я цепляюсь за конторку обеими руками. – Ты уже собралась, но это страшно важное дело, понимаешь? В долгу не останусь, обещаю.
Анна оглядывает меня с ног до головы, затем, грустно поджав губы, вздыхает.
– Ладно. Только учти: если завтра с утра я не обнаружу на своем столе тортик или что-то в этом духе, – говорит она, расстегивая пальто, – я тебя в покое не оставлю. Так и знай!
К дому я подъезжаю в восемь сорок; дыхание сбилось, я вся мокрая от пота. Никаких чужих машин не видно, саму Ал тоже, поэтому я приставляю велик к боковой стене и прохожу внутрь через кухню. Дверь цепляется за груду скопившейся почты; я все сгребаю в одну стопку, затем запираю замок на два оборота. Обхожу дом, проверяя, закрыты ли окна, задернуты ли шторы, затем возвращаюсь на кухню и устраиваюсь на стуле, чтобы разобрать почту. Ничего особенного: реклама да коммунальные платежки. Мусор швыряю в корзинку, счета кладу на сервантную полочку и вновь смотрю на часы. Восемь пятьдесят. До появления Ал есть еще десять минут. Опять усаживаюсь, гляжу на мобильник; нет ни входящих, ни эсэмэсок, ни уведомлений о новой почте на «Фейсбуке».