– Я за тобой вернусь! – кричу я, проносясь рядом. До ворот на поле не больше полусотни метров, я еще успею за ним. Не могу не успеть. Фрэнки чуть ли не визжит, когда я скрываюсь за углом, где вдруг замираю как вкопанная. А в самом деле, есть ли время? Воздух уже наполовину состоит из дыма. Если мне даже здесь, на проходе, трудно дышать, то каково приходится сейчас ему…
Он вновь визжит; всё, я обязана вернуться.
И тут у меня волосы встают дыбом: потому что визг тянется и тянется – безумный, сверлящий звук.
О нет, это не Фрэнки. Так может кричать только человек.
* * *
Жар бьет по мне, едва я оказываюсь за углом. Хлев успел заняться огнем: вся правая сторона и полкрыши охвачены пламенем; Билл с Бобом носятся по своему крошечному дворику, с разгона бросаясь на ограду и даже поддевая щеколды пятачками. Опередив меня, собаки заходятся лаем на хлев, и если я теперь выпущу кабанов, как минимум Джек и Тайсон на них накинутся. Впрочем, меня волнует благополучие вовсе не здешних пленников, а моих боевых псов. Наши полудикие вепри разнесут их в клочья, я даже моргнуть не успею. По счастью, собаки следуют за мной, когда я добегаю до ворот и распахиваю створки настежь. Вся свора устремляется в густые высокие заросли травы, пьянея от неожиданно выпавшего счастья: полнейшей свободы. К моменту моего возвращения к Биллу с Бобом у меня под ногами крутятся лишь Ива, Винни да Стелла. Что-то страшно трещит над головой, пока я вожусь с засовами; мигом позже проваливается часть крыши. Раздается очередной визжащий вопль, который режет мне сердце, – на той стороне в клубах дыма я вижу невысокую темную фигурку, которая изо всех сил бьется о закрытую дверь хлева.
– Линна! – дергаю я очередной засов. Он давно заржавел и еле поддается, да и пальцы у меня дико трясутся. – Линна!
Собаки возбужденно прыгают у моих ног, Билл с Бобом сами визжат, добавляя шума.
– Линна!
Вновь что-то трещит, затем ухает, и боковая стена хлева заваливается в пламя, которое, словно обрадовавшись, еще сильнее бьет в небо. Загнанный в ловушку человек опять заходится криком, пронзая им меня насквозь. Это вопль гнева, ужаса, отчаянья. Я дергаю засов и так, и эдак, ни на миг не сводя глаз с темной, ломкой фигурки, что тянет ко мне руки изнутри.
Ну давай же, давай, давай!
Створка наконец поддается – и меня едва не сметают с ног кабаны; я еле устояла, в последний миг вцепившись в ограду.
Вселенная словно затихает, когда я вскидываю руку к глазам, защищая лицо от жара, и делаю шаг ближе к хлеву. Собаки бросают лаять, кабаны разучились хрюкать. Линна прекращает орать, а у меня уже не ходят ноги.