Столовая экипажа располагалась рядом с их носовым кубриком – тогда каютой Джорджа, буфетчик и дневальный кают-компании явились только на второй день – потом в носовом конце лицом к носу, Главный Кок и 2-й Кок и Пекарь. Главным Коком был Чонси Престон, негр также из Флориды, но сильно дальше из Кизов, и он фактически смахивал на вест-индца, помимо обычного американского южного негра с жарких полей, особенно когда потел у плиты или молотил по говяжьим вырезам тесаком, отличный повар и милый человек, сказал мне, когда я мимо проходил с тарелками, «Что у тебя там, милый?» и весь жесткий и жилистый, как боксер, черная фигура его совершенна, непонятно, как он не растолстел на тех потрясающих ямсах и ямсовых подливах, и рагу из свиных голяшек, и Южной Жареной Курицы, что сам и готовил. – Но при первой чудесной еде, что он приготовил, раздался низкий спокойный угрожающий голос светловолосого кудрявого шведа-боцмана: «Если нам на этом судне солить еду не надо, значит мы не хотим, чтоб ее солили», и През ответил ему с камбуза точно таким же низким и спокойным угрожающим голосом, «Не нравится – не ешь». Видно было, тучи сбираются на рейс…
2-й Кок и Пекарь был хипстер, профсоюзный чувак, то есть деятель – поклонник джаза – франт – мягкий, усатый, элегантный, бледно-золотого окраса кок синих морей, который мне сказал, «Чувак, не обращай внимания на жалобы и выступления ни на этом судне, ни на каком другом, где можешь в будущем затусить, просто делай свою работу как умеешь хорошо, и» (мырг) «у тебя все получится – папаша, я врубаюсь, ты понял, да?»
«Еще б».
«Значит, просто не парься, и мы будем одна большая счастливая семья, сам увидишь. Я в том смысле, чувак, это ж люди – только и всего – все люди. Главный Кок През, люди – настоящие люди – капитан, Старший Стюард, ладно, нет. – Мы это сечем – мы вместе стоим —»
«Врубаюсь —»
В нем было больше 6 футов, носил шикарные белые с синим парусиновые туфли, фантастически роскошную японскую шелковую спортивную рубашку, клево купленную в Сасэбо – у койки его огромное дальнобойное портативное радио «Коротковолновый Зенит» ловить бопы и шмопы мира отсюда до жарчайшего Мадраса – но никому не давал послушать, если самого при этом не было. —
Мой здоровенный сожитель Гаврил 3-й Кок тоже хипов был, тоже профсоюзник, но одинокий большой жирный скрытный нелюбящий и нелюбимый жлоб моря – «Чувак, у меня все пластинки, что Фрэнк Синатра вообще записывал, включая „Не могу начать“, сделанную в Нью-Джёрзи в 1938-м» —
«Не рассказывай мне, что у него все как-то развиднелось?» подумал я. И был там Джорджи, чудесный Джорджи и обещанье тысячи пьяных ночей в таинственном пахучем океано-препоясанном Мире Ориента. – Я был готов. —