— Есть! Двадцать секунд…
— Дьявол, нет фотографий… Сколько набралось фамилий?
— Больше пятидесяти. Пятнадцать…
На карте мира оставалось едва ли три десятка красных точек. Все взволнованно подались вперед.
— Исключи мужчин и сгруппируй женщин по возрасту.
— Готово. Десять секунд.
— Давай сначала самых молодых.
Паола с силой стиснула кулаки. Альберт снял одну руку с клавиатуры и положил указательный палец на пожарную кнопку. Пот крупными каплями тек по его лбу, пока он свободной рукой набирал строку поиска.
— Вот! Наконец-то! Пять секунд, Энтони!
Фаулер и Диканти судорожно впились глазами в имена, высветившиеся на мониторе, стараясь запомнить их. Они не успели дочитать до конца. Альберт нажал кнопку, и экран, как и весь дом, погрузились в кромешную темноту.
— Альберт, — подал голос в густом сумраке Фаулер.
— Да, Энтони?
— У тебя случайно не найдется свечек?
— Тебе следовало бы знать, что я не пользуюсь аналоговыми системами, Энтони.
Гостиница «Рафаэль»
Ларго Фебо, 2
Суббота, 9 апреля, 2005 г., 03.17
Андреа Отеро была до смерти напугана.
«Напугана? Черта с два, я в штаны напустила со страху».
Добравшись до отеля, она первым делом купила в вестибюле три пачки сигарет. Табак из первой пачки был благословением. Теперь, когда она приступила ко второй, реальность начинала обретать более-менее твердые очертания. Она чувствовала легкое убаюкивающее головокружение, будто ее слабо покачивало на волнах.
Андреа сидела на полу у себя в номере, прислонившись спиной к стене, обняв колени, и курила одну сигарету за другой, не в силах остановиться. В противоположном конце комнаты лежал портативный компьютер, полностью выключенный.
Учитывая обстоятельства, она действовала правильно. После первых сорока секунд фильма Виктора Кароского (если это, конечно, его настоящее имя) ее нещадно затошнило. А она обычно не шла наперекор своим потребностям, поэтому метнулась к ближайшей урне (на полной скорости и зажимая рот рукой, что верно, то верно) и освободилась от спагетти, съеденных на обед, круассана — на завтрак и чего-то еще, чего она точно не помнила, но, очевидно, вчерашнего ужина. По ходу дела она ненадолго задалась вопросом, не является ли святотатством блевать в урну Ватикана, и пришла к заключению, что нет.
Когда мир перед глазами перестал кружиться, журналистка вернулась к дверям зала прессы, пребывая в уверенности, что наделала слишком много шума и ее наверняка кто-нибудь услышал: вот-вот из-за угла выскочит парочка швейцарских гвардейцев, чтобы задержать ее за нарушение тайны переписки. Нет? А за каким чертом ее дернуло вскрывать чужой конверт, не говоря о том, что остальные девять тоже были адресованы не ей?