— Глаза… А что мы имеем у трупов? Это и стало его первым преступлением!
— По нашим сведениям, да. Виктора поместили в исправительное учреждение в Бостоне. На прощание мать сказала ему: «Лучше бы у меня случился выкидыш». Спустя несколько месяцев она покончила с собой.
История повергла присутствующих в ужас. Все молчали. Что тут скажешь?
— В исправительном доме Кароский находился до тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Чем он занимался весь следующий год — неизвестно, но в тысяча девятьсот восьмидесятом году поступил в семинарию в Балтиморе. В личном деле, оформленном при зачислении в семинарию, его прошлое не нашло отражения. Напротив, в документах указано, что у него безупречная биография и он является отпрыском добропорядочного католического семейства. В тот момент Кароскому исполнилось девятнадцать, и он на первый взгляд очень изменился. Мы не знаем практически ничего о его пребывании в семинарии. Достоверно лишь, что он самозабвенно учился и питал глубочайшее отвращение к гомосексуализму, открыто процветавшему в заведении[30]. Конрой настаивал, что Кароский — латентный гомосексуалист, который отрицает свою истинную природу, но это неверно. Кароского нельзя отнести ни к гомосексуалистам, ни к гетеросексуалам, у него нет определенной сексуальной ориентации. Сексуальность не интегрирована в структуру его личности, что, с моей точки зрения, нанесло серьезный ущерб его психике.
— Объясните, отче, — попросил Понтьеро.
— Разумеется. Я священник и давал обет безбрачия. Это не мешает мне испытывать влечение к доктору Диканти, присутствующей здесь. — Фаулер кивнул на Паолу. Та невольно смутилась и покраснела. — Следовательно, я знаю, что гетеросексуален, однако по своей воле соблюдаю целомудрие. Таким образом, сексуальность является неотъемлемой частью моей личности, хотя это не выражается в практической форме. С Кароским дело обстоит иначе. Тяжелые травмы, полученные в детстве и отрочестве, привели к «расщеплению» психики[31]. Кароский категорически отвергал свойственную ему сексуальную сущность и склонность к насилию. Он одновременно горячо любил и ненавидел себя самого. Это дало толчок к развитию агрессии, шизофрении и наконец привело к насилию над малолетними, причем на последнем этапе повторялось то, что совершил с ним его отец. Первые поползновения растлить несовершеннолетнего Кароский предпринял в тысяча девятьсот восемьдесят шестом — это был его пастырский год[32]. Объектом домогательств стал подросток четырнадцати лет, и дальше поцелуев и прикосновений дело не зашло. Мы полагаем, что мальчик не соглашался на ласки добровольно. Однако нет никаких официальных свидетельств, что история достигла ушей епископа; так или иначе, Кароский был рукоположен в сан священника. С того момента у Кароского стала проявляться болезненная одержимость, связанная с руками. Он мыл их по тридцать — сорок раз на дню и следил за ними очень тщательно.