Я работала систематически, стараясь вспомнить птиц, парящих в восходящих потоках воздуха либо державшихся поближе к воде. Сарычи и ласточки. Ястребы-перепелятники и крапивники. Поганка с хохолком, перевозящая птенцов на собственной спине через озеро. Зимородки, цапли и козодои. Затем я вспомнила названия цветов, которые растут здесь. Я засиживалась допоздна, раскрашивая рисунки акварельными красками. Уподобившись средневековому монаху, я украшала согласные завитками стеблей, а гласные – цветами. Амарант пурпурный, дицентра великолепная, лютики, первоцвет и далее по алфавиту, включая белладонну, пиретрум девичий, наперстянку, колокольчики, бархатник, пальчатокоренник и фиалку душистую. По вечерам, плотно зашторив окна, я сидела у весело горящего камина и писала о лисицах, о горностае, танцевавшем на поляне, о зайце и бабочках. А еще я писала о насекомых, особенно о пчелах, чье жужжание вечно сопровождало меня. Эти пчелы, перелетая с дерева на дерево в нашем саду, переносили пыльцу. Деревья. Много деревьев в цвету. А грибы… Я о них не забыла, описав все грибы, даже бледную поганку. Все живое на Земле имеет право на существование. Казалось, что моей работе не видно ни конца ни краю, но работала я на удивление плодотворно, а по ночам крепко спала.
Констебль пообещал мне принести книгу о диких цветах Британии. Я опасалась, что могу не знать правильных названий некоторых из цветов, которые росли в Велле. Я как раз стояла и выглядывала в окно, ожидая скорого приезда полицейского, когда заметила знакомый красный автофургон, забрызганный грязью. Как будто ничего никогда не менялось. Из фургончика выбрался почтальон. Двигатель он не выключал, а дверцу оставил приоткрытой. Бросив несколько писем в покрытый ржавчиной голубой почтовый ящик, который висел на воротах на одной петле, он дал задний ход и уехал. Должно быть, он из новичков. Я уже позабыла, когда в последний раз нам доставляли почту практически под двери. Я потеряла маленький ключик, поэтому около получаса выставляла себя на общее посмешище, стараясь с помощью гнутой проволочной вешалки выудить из ящика письма. Меня разрывало нетерпение. Первый мой улов составляло письмо от адвоката. Второе оказалось бесполезной рекламой, предлагающей беспроцентный кредит на покупку дивана. Кажется, в экономике начались положительные процессы. Третье письмо было самой крупной, призовой рыбой. Его написала Энджи. И дело даже не в том, что дочь снова извинилась за то, что когда-то меня подозревала, и не в том, что она рассказала мне, как поживает Марк, а в короткой приписке в конце страницы: «А еще…» С Энджи всегда было много этих самых «А еще…».