Конечно же, меня любит самый властный мужчина, которого я имела удовольствие знать. И мне это нравится. Мне нравится купаться в этом ощущении.
— Хочу, чтобы ты расслабилась. Люк, может быть, и кажется беззаботным, но он ни в коем случае не допустит, чтобы с Адрианом и Хоуп Эстеллой что-нибудь произошло. Я безоговорочно доверяю ему.
Я часто моргаю, чтобы остановить подступившие к глазам слезы.
— Знаю. Просто мне очень сложно расставаться с Хоуп. И Адриан, ему через столько пришлось пройти, я не хочу видеть, как ему снова причинят боль. И... — я закусываю губу и отворачиваюсь к окну, чтобы он не увидел, что отражается в моих глазах.
— Ma belle, — мягко бормочет он. Когда я не поворачиваюсь на его зов, он обхватывает пальцами меня за подбородок и нежно пытается повернуть к себе. — Селена. Адриан не знает свою мать и всю свою жизнь не знал. Для него мамой всегда будешь только ты. И ничто никогда не изменит этого. Любовь моего сына к тебе ничем не разрушить. Никто и никогда не разрушит вашу связь. Слышишь, никто.
Я хлюпаю носом, сраженная его способностью читать меня, как открытую книгу, и согласно киваю.
— Давай поедем и повеселимся.
Люк
— Ну что ж, Адриан, Хоупи! — говорю я, обнимая маленькую племянницу и племянника. — Мы ведь справимся со всем этим, да?
Адриан бежит впереди меня и останавливается только перед кухонной стойкой.
— Чем займемся в первую очередь?
Я бросаю взгляд на часы в гостиной — три часа дня.
Селена покормила Хоуп, перед тем как они с братом уехали. У нас есть два часа, прежде чем Хоуп придется снова покормить. И если все будет так, как Селена объяснила мне, то, вероятнее всего, она проголодается уже через полтора часа.
— Чем бы тебе хотелось заняться? — спрашиваю я у Адриана, поднимаю Хоуп вверх и целую ее в животик, а затем дую на него, производя забавные звуки, которые ей так нравятся.
Адриан бросает взгляд на младшую сестренку и его брови опускаются.
— Я бы хотел поиграть с машинками, но Хоупи любит все тащить в рот. Мама говорит, что это опасно и что она может подавиться.
Впрочем, по его виду нельзя сказать, что он безмерно огорчен из-за того, что ему нельзя играть с машинками.
Внезапно его лицо озаряется.
— Может, испечем что-нибудь? Мне очень хочется испечь печенье для бабули Эстеллы. И может добавим еще немножко гирлянд?
Я поудобнее пристраиваю Хоуп на руках и осматриваю гостиную, которая и так сверкает всеми цветами радуги.
— Думаю, прежде чем сделать это, мы должны обсудить все с твоими мамой и папой.
Адриан хмурится и поджимает губы. Полагаю, именно так выглядел Ремингтон в возрасте Адриана. Когда я впервые увидел своего брата, мне было двенадцать. Мой отец тогда всего за несколько недель до этого встретил Эстеллу и пригласил ее вместе с сыном провести выходные у нас дома в Провансе. Ремингтон молчал почти все время, пока они гостили, и почти никогда не улыбался. Всякий раз, когда он смотрел на меня, грудь сдавливало от боли. Никогда в жизни я не видел более печального взгляда. Даже в свои двенадцать я стремился найти что-нибудь, что развеселило бы его. Мы с Домом изо всех сил старались рассмешить его. Наши шалости с каждым разом становились все более дикими. Я цеплялся ногами за ветку и раскачивался на ней; бил себя в грудь кулаками как шимпанзе и носился по кругу; Дом, будучи старше меня на три года, на бешеной скорости скакал на своем пони, что чуть не послужило причиной сердечного приступа у отца.