– Спасибо, Надин.
Джереми разливает кофе по чашкам и предлагает мне булочку. Потом продолжает:
– Уверен, что, продавая дом, ваши родители будут помнить все эти дождливые вечера, когда вы сидели за кухонным столом и делали домашние задания по математике или когда ночевали в палатке в саду. Мои дети, например, обожали наряжаться в разных персонажей и выступать перед соседями, которым я искренне сочувствую, – улыбается он.
Пожалуйста, не продолжайте. Я испытываю очень сильную боль и с трудом удерживаюсь от слез. Мои родители не успели увидеть, как я научилась кататься на велосипеде. Не успели научить нас с Лукасом плавать и не проверяли нам дневники. Все их надежды и мечты о будущем… может быть, завести еще одного ребенка… все их мечты разбились в одно мгновение… А моим бабушке и дедушке достались одни лишь осколки.
– Держу пари, ваша мама даже помнит… О, нет, Дженьюэри, что случилось? – начинает было Джереми, но тут же замолкает, увидев выражение моего лица. Потом в замешательстве открывает верхний ящик стола и протягивает мне упаковку салфеток.
– Нет, ничего. Прошу прощения, – шмыгаю я, вынув одну. Я не плакала, думая о моих родителях, уже довольно долго. Почему же вдруг сейчас разрыдалась-то?
– Все хорошо, – заверяю я Джереми, вытирая глаза. А ну соберись, Дженьюэри. Пора снова вернуться в свою колею. Последние восемь лет были для меня сплошной чередой медицинских осмотров Айлы, и теперь я чувствую себя смертельно одиноко – ведь Айла в школе, а у меня теперь куча свободного времени, времени, которое тянется, словно длинная и пустынная дорога, не имеющая конца. Я совершенно потеряна.
– Может быть, надо позвать врача? – спрашивает Джереми после нового приступа моих рыданий.
Стук в дверь.
– Не сейчас, Надин!
Надин просовывает голову в дверь.
– Тут… тут звонит мистер Пэриш, он хотел бы внести предложение…
– Позже! – рявкает Джереми.
Надин ретируется.
– Простите, – мямлю я, – ответьте, пожалуйста, на звонок.
– Это может и подождать. Я что, что-то не то сказал?
В голосе Джереми я слышу неподдельное волнение.
– Мои родители погибли, когда я была ребенком, – лепечу я.
Джереми смущен.
– Как бестактно с моей стороны!
– Откуда же вы могли знать… Нас с братом воспитывали бабушка с дедушкой. И я счастлива. Они заменили нам родителей. У меня было все, о чем ребенок может только мечтать.
– Но не было мамы и папы.
Повисает долгая пауза.
– У вас ведь сейчас собственная семья? Дочь, – продолжает Джереми, видимо, надеясь, что так мне станет легче.
Я чувствую комок в горле. Если ты получишь работу, ты ведь по-прежнему будешь моей мамой?