– Как дела? – спрашивает он.
– Прекрасно. Не могу долго говорить, я за рулем, – говорю я.
– Понял. Слушай, я только что звонил дедушке…
По его тону я понимаю – он не приедет.
– Вот только не надо закатывать истерик, – спешит добавить он.
– Но я даже ничего еще не сказала! – с обидой тяну я.
– И без слов все понятно.
Он прав. Внутренне я уже проклинаю его последними словами. Когда с нами произошла самая большая беда, какая только может произойти, бабушка с дедушкой нас приютили; они пожертвовали ради нас своим заслуженным пребыванием на пенсии. Только благодаря бабуле и дедуле у Лукаса и у меня есть крыша над головой. Они продали квартиру в северной части Лондона, где жили папа с мамой, и положили деньги в банк, не взяв себе ни пенни. А теперь дедушка остался в этом большом доме один и болтается в нем, словно монета в пустой консервной банке. И наши с братом визиты необходимы ему как глоток жизни. Дедушка хочет видеть свою семью, и Лукас мог бы быть частью этой семьи. Но он отчего-то решает не приезжать уже который год. Хотя все конфликты мы с братом уже пару лет тому назад разрешили, его поведение печалит меня до сих пор. Я знаю, что дедушку он любит, только почти не показывает этого. И Айла своего дядю тоже по-настоящему не знает. Для нее это загадочный тип, который вечно на работе. Почему он предпочитает существовать отдельно от нас?
– У меня не получится передать ему подарок, поэтому не могла бы ты на заправке купить ему конфет или то песочное печенье, которое он любит?
– Прекрасно.
Повисает долгая пауза. Потом Лукас говорит:
– Я бы приехал, Джен, но никак не могу.
Еще одна долгая пауза.
– Дедушка понимает, – добавляет он.
– Прекрасно.
– Если бы он вернулся в Лондон, Джен! Нам всем было бы намного проще.
А потом я слышу женский голос.
– Лукас, дорогуша, – томно и соблазнительно произносит его обладательница. – Вернись, пожалуйста, в постель, мне холодно без тебя.
– Кто это? – спрашиваю я.
– Никто, – отвечает Лукас, понимая, что он попался.
Он шикает на свою мадемуазель и продолжает:
– Ну, хорошо. Это коллега.
Себялюбивый засранец. Я делаю глубокий вдох.
– Дженьюэри.
Я смотрю на Айлу, и мне очень сильно хочется сказать ему все, но при дочери я не могу.
– Знаешь, дедушка не будет с нами вечно… – пытаюсь я пронять его этим доводом.
– Вот только не начинай, – холодно отвечает Лукас. – Вспомни все, что я для тебя сделал.
Как будто я могла забыть.
Я кладу трубку, и мне вдруг хочется опустить стекло и заорать что есть сил, но я подавляю в себе это желание и не даю волю чувствам. Я вспоминаю, как в детстве Лукас не хотел принимать помощь от бабули с дедулей – ненавидел, когда бабушка пыталась застегнуть ему пальто: как же, на улице же не холодно. Не хотел, чтобы дедушка ему читал – книги же такие скучные. Не хотел, чтобы ему подтыкали одеяло – он уже для этого слишком взрослый. В общем, Лукас играл роль сироты… Теперь-то я понимаю, как ему было больно, как он переживал случившееся, как он тосковал по родителям – и от горя спрятался в свой внутренний укромный мир. Но мне так хочется быть к нему хоть чуточку ближе! Лукас – мой единственный брат, и я в нем сильно нуждаюсь.