Наше прощание было кратким – бабуля ненавидела расставание так же, как я. Мы с Лиззи сели в ее старый автомобиль, а через десять минут, когда она уже увлеченно искала радиостанцию, я поняла, что мне нужно вернуться. Потому что я кое-что забыла.
Лиззи посмотрела на меня с подозрением:
– В машину не поместится больше ничего, Дженьюэри.
– Пожалуйста! – отчаянно взмолилась я.
Я оставила Лиззи в машине, а сама помчалась назад. Вбежав в прихожую, я уже собиралась было позвать дедулю с бабулей – может, бабуля в саду? – но замерла, услышав их голоса из гостиной.
– Мы знали, что этот день когда-то настанет, – говорил дедушка.
– Но это… Это… не делает все… не делает все… проще, – всхлипывала бабуля.
– Иди ко мне. Лукас и Дженьюэри – наша награда. Твоя награда.
– Когда мы потеряли дочь, у нас не было времени горевать, с маленькой Джен и Лукасом на руках это было для нас непозволительной роскошью. Мне пришлось снова научиться быть матерью. А теперь… – задыхалась бабуля, пытаясь отдышаться, – не осталось никого, только пустой дом.
– Но мы-то с тобой друг у друга остались…
– Я чувствую… – каждое слово по-прежнему давалось бабуле с неимоверным усилием, – с Лукасом прощаться было легче, а с Дженьюэри – я чувствую, что снова теряю дочь.
Я вломилась в гостиную.
– Дженьюэри! – воскликнул дедушка.
Бабушка вытерла глаза и попыталась взять себя в руки:
– Ты что-то забыла… – она чихнула. Слезы снова закапали из ее глаз, я бросилась к ней и обняла ее, вдыхая привычный и уютный запах ее духов – лилии, целуя ее влажную щеку, покрытую тоненьким слоем пудры.
Она заправила за ухо прядь волос:
– Ты что-то забыла?
– Я забыла сказать «спасибо», – сказала я, повернувшись к дедушке, – за все, что вы для меня сделали. Вы были для меня лучшими родителями.
Бабушка обхватила меня руками за плечи и прижала к себе.
– Не грустите, – пробормотала я, – и обещайте мне, что достанете свои загранпаспорта и поедете туда, куда мечтали поехать всю жизнь.
И они поехали. В Фонтенбло, что недалеко от Парижа. Бабуля прислала мне оттуда открытку. Я пришпандорила ее к холодильнику и улыбалась каждый раз, когда ее видела, понимая, что так же, как у меня новая жизнь в Лондоне, у бабушки с дедушкой без нас с Лукасом тоже новая жизнь.
– Мама? – дотрагивается Айла до моей руки, и я возвращаюсь в настоящее. – Тут папа звонит.
Она протягивает мне свой телефон, один из бывших моих.
– Не могу говорить, Дэн. Я за рулем, – быстро произношу я.
– Конечно. Это может подождать.
– Что может подождать? – Я чувствую: что-то нечисто.
– Это может подождать.