Даже когда туземец, кажется, понял, что такое письменность, даже когда ему удается научиться читать и писать, он не утрачивает полностью чувства, что в ней существует и действует мистическая сила. Доктор Пехуэль-Лёше отметил это в Лоанго. «Почтение остается, а удивление, вызванное этим чудом, ослабевает, потому что некоторым удалось выучиться читать и писать… Создается комическое впечатление, когда видишь, как чернокожий с очень серьезным видом посыпает песком или пылью то, что он только что написал карандашом. Но в этом — не только забавная имитация того, что делает белый. Это имеет и более глубокое значение: земля укрепляет и освящает»[61].
Что же касается истинной пользы чтения и письма, то ее оценивают лишь много времени спустя. «Когда вождь Мошеш желает направить свои распоряжения живущим вдалеке подданным, он призывает одного из своих быстрых гонцов и до мельчайших подробностей говорит ему все, о чем он хочет им сообщить. Последний замечательно хорошо хранит в памяти все слова своего господина и в точности их повторяет. Опыт показал, что такой способ общения им подходит больше, чем письмо, потому что в написанном виде длинная речь резюмируется в нескольких словах, в то время как для мосуто, чтобы хорошенько понять, что именно ему желают сказать, необходимо слышать, как это излагается долго и подробно»[62].
Почти все приведенные выше наблюдения сделаны в обществах банту. Без сомнения, будет достаточно нескольких примеров, чтобы показать, что повсюду чтение и письмо для первобытного менталитета выглядят почти так же, как и в Африке. Так, в Западной Австралии «я, естественно, — пишет епископ Сальвадо, — должен сказать о том благоговении, которое дикари испытывают к исписанным бумагам и книгам, которые они называют говорящими бумагами. Они приписывают им магические свойства, способные открыть скрытое, и столь убеждены в этом, что, когда желают оправдаться в том, что им вменяют в вину, говорят: «Посмотрите в книгу или говорящую бумагу — тогда узнаете, кто прав»[63].
В Северной Австралии «туземцы распространили сакральное отношение к собственным гонцам и на тех, которые носят письма белых. Письмо всегда носят в расщепленной палке и так, чтобы оно было без труда видно. Эта палка обладает силой неприкосновенного пропускного свидетельства. Они считают письмо как бы таинственным существом, которое обладает способностью видеть. Один туземец вытащил лист табака из тюка, который он нес на себе. Он страшно рассердился на письмо, которое, как он потом говорил, донесло белому человеку о том, что он совершил, хотя он, совершая воровство, и спрятал письмо в ствол дерева, чтобы помешать ему увидеть это»