Первобытный менталитет (Леви-Брюль) - страница 288

Как хорошо отметил Элсдон Бест, туземец, лишенный необходимой ему мистической атмосферы, пытается найти ее эквивалент у европейцев[45]. Необходимо, следовательно, чтобы тот, кто по собственной инициативе так глубоко вторгся в жизнь туземца, дал ему все, что он просит, и необходимо также, чтобы его щедрость не иссякала и в будущем. Если же он уклоняется, отказывается, то это хуже, чем скупость. Это — нечто вроде отказа исполнить свое священное обязательство, это предательство, почти убийство, и считающий себя жертвой туземец пойдет, если у него достанет отваги, на любые крайности.

Если дело обстоит таким образом, то туземец в этом положении отнюдь не чувствует себя обязанным белому. Напротив, у него появляется острое ощущение ответственности, которую принял на себя по отношению к нему белый. Туземец, следовательно, ни «неблагодарный», ни «безрассудный», каким он непременно покажется тому, кто вылечил его, спас ему жизнь, кто испытывает сознание оказанной ему великой услуги, часто совершенно бескорыстно, из чистой человечности. Остается пожелать, чтобы эта человечность не ограничивалась перевязкой его язв, а пыталась бы, движимая чувством симпатии, проникнуть в тайники этого не умеющего выразить себя сознания.

I. Главным образом мистическая основа первобытного менталитета. — Трудность постичь и выразить его средствами наших концептуальных по характеру языков. II. Как первобытный человек представляет себе причинность, например, причину беременности и зачатия. III. Практическая ловкость и умелость первобытного человека в определенных случаях. — Его изобретательность и сноровка. — Чем они объясняются.

Из предшествующего анализа фактов, а его можно было бы без труда подкрепить и многими другими, лишний раз следует, что первобытный менталитет является в своей основе мистическим. Эта главная черта целиком пронизывает то, как он судит, чувствует и действует. Из этого проистекает величайшая трудность понять его и следовать за ним в его проявлениях. Беря за начальную точку чувственные впечатления, которые и у первобытных людей, и у нас похожи друг на друга, первобытный менталитет совершает резкий поворот и встает на путь иной, нежели наш, и вскоре мы оказываемся сбитыми с толку. Если мы стараемся догадаться, почему первобытный люди делают или не делают того-то, каким предубеждениям они подчиняются в данном случае, какие причины вынуждают их соблюдать какой-либо обычай, то у нас есть все возможности обмануться. Мы найдем «объяснение», которое будет более или менее правдоподобным, однако ложным в девяти случаях из десяти.