Минут пять я поговорил в рубке с заступившим на вахту Сергеем, но болтанка вынудила выйти на палубу. Лучше не стало, хотя я, схватившись за поручни, героически переносил холодные водопады брызг от бьющих в борт нашего «Ковчега» волн. От приглашений Лены, снова забравшейся в нашу каюту, я отказался. Боялся, что болтанки, которая наверняка будет на втором этаже, я уже просто не выдержу. Понял, что только внизу, в трюме, в грузовой клетушке я смогу вынести такую жизнь, мой личный ад, называемый плаванием в открытом море. Не моё это, оказывается, я – точно стопроцентная сухопутная крыса.
Вернувшись в рубку, я, несмотря на своё состояние, попытался вести себя как капитан. Посмотрел на наш, можно сказать, игрушечный компас, потом взял бинокль и тупо оглядел окружающую «Ковчег» темноту. Компас подтверждал, что мы движемся на юг, бинокль, что наступила ночь и при лунном свете ни черта не видно. Но всё равно, сделав умное лицо, я посмотрел на Сергея и требовательно спросил:
– Слушай, вахтенный, а почему во время шторма вы с Витьком не убрали паруса?
В ответ услышал издевательский хохот, а потом сквозь смех Серёга произнёс:
– Шёл бы ты лучше под крылышко Лены! Морской волк, блин, нашёлся! Да сейчас волнение на море всего балла два-три, и ветер в нужную нам сторону.
– А почему тогда волны так бьют? Я вон только пять минут у борта постоял, а теперь можно всю одежду выжимать!
– Так ты выбрал место у гребных колёс. Они же нам всю геометрию портят. Такие выросты на корпусе, вот, естественно, о них волны и долбят. Знаешь, как эти колёса нас тормозят, если бы не они, мы бы раза в два быстрее шли. Предлагал же я винт замутить у этой посудины!
Сергей горестно вздохнул, потом посмотрел на меня и заявил:
– Ладно, Мишка, ты не обижайся, но мы тут с Витькой переговорили и решили, что пока вахту будем нести с ним вдвоём, попеременно. Днём, если погода будет нормальная, Веру и Лену будем подключать. Так что не пыжься, не надо! Лучше иди… пускай, вон, тебе Ленка восстановительные процедуры проводит.
Что тут можно было сказать, когда тошнота опять начала подступать к самому горлу. Но я всё равно ещё немного повыпендривался, а потом сдался, согласившись с предложением Сергея. Тем более так скрутило, что пришлось бежать в гальюн, отдавать морю весь выпитый мной накануне бульон. Да, теперь у нас на «Ковчеге» в ход пошли только морские наименования. Лестницы мы начали называть трапами, ну а туалет с душем – гальюном. Терминология, упорно внедряемая Сергеем, наконец, начала закрепляться и в моей голове.