Я обращался к самому себе, к своему побелевшему отражению. При свете ламп мои глаза выглядели болезненно, жутко. Они такими и были. Словно у изголодавшегося вампира.
- Какого хрена ты снова сидишь внутри... ПОЧЕМУ? - Вены бледного юноши из зеркала с мокрыми от пота каштановыми волосами так и норовили взорваться.
Я боялся смотреть в собственные глаза, зная, что увижу там непроглядную тьму.
Мне нравилось причинять боль.
Гидеона я избил с неподдельным наслаждением, до крови, до фиолетовых синяков и крупных ссадин.
Он умолял меня остановиться, а я все продолжал, бил его и бил, стараясь выпустить из него дурь.
Дон не смел трогать ее. Он не должен был пускать свои грудничковые слюни в сторону Бекки.
Брат за брата, а ее я никому не отдам. Погружу землю в пекло, сотру в порошок, но она МОЯ и точка.
Тело Ребекки мое, и губы тоже мои.
Зажмуриваюсь, представляю ее влажный, терпкий и чувственный рот. То, как губы дрожат, когда целую ее, погружаясь глубже, толкаясь в нее уверенно, быстро.
Запах ее возбуждения, безумного секса, солоноватого пота и пряной кожи.
Волосы. Как зарываюсь в волосы, ощущая жасмин и карамель.
Понадобилось несколько раз, чтоб распознать эти запахи.
Чертов токсикоман и наркоман в одном флаконе.
Но мне нравилось делать больно и ей. Нравилось, как напрягаются ее соски от каждой капли воска, пролитой на ключицы.
Розовые, острые и сладкие. Дополняющие офигенно красивую большую грудь, которую готов был мять без устали.
Да. Да.
Член набух от всех мыслей, в которых гуляла Ребекка.
Девушка, которую я трахал. Женщина, которую не желал ни с кем делить. Бекка... Которую я боялся.
Потому что пробуждала невиданное, раздражающее чувство. Чувство потери контроля над собой под номером два.
Потому что первое было другим – тем, что сейчас заковало в тиски, не давая вернутся к привычному ритму жизни.
Я резко поднял взгляд на зеркало, уставившись на нечто, обладающее черным, ониксовым взглядом - лишь маленький просвет из серой радужки между зрачком и темной каемкой вокруг говорили о том, что это был настоящий цвет глаз, а не надетые склеры.
Нечто не было мной, потому что в отражении я видел его - отца.
Я хотел привязать себя наручниками, лишь бы перестать сеять это зло вокруг.
Я мог бы перерезать Ребекке горло и даже не вспотеть.
Сделать это так же легко, как он с Дрейком.
Мог бы избить собственного сына битой, гребенной битой, которая теперь помогала в братстве.