Восточная Пятая улица за несколько десятилетий не очень-то, в сущности, изменилась. Кэт из второй части и Саймон из третьей видят одно и то же — двух переговаривающихся женщин, панков в устрашающих одеяниях, старика, бессвязно бормочущего у цветочного магазина (этот старик, пророчащий огненный дождь и сошествие членистоногого бога, есть и в первой новелле; во второй он упоминается как вечный сторож). Только в случае с Саймоном это такие же, как и он, «исполнители», они создают для туристов антураж прежнего Нью-Йорка.
«Фреддис» — это кафе «Ле Блан» из второй части. По-видимому, в честь того самого язвительного официанта Фреда, обсуживавшего Саймона и Кэт, роль которого теперь играет нынешний хозяин Хорхе. Люди, работающие в старой части Нью-Йорка — это имитаторы жизни, кто-то слился со своим персонажем и теперь не играет роль. Имитация для них — способ заработка.
Саймон — не человек, он «ненужный осложняющий аргумент в вечном споре о бессмертии души». В нем пробуждается что-то человеческое, но у него нет главного — способности понимать красоту, того, что называют душой. Он мучительно пытается это исправить. Он робот, но при этом обладает сознанием и способен чувствовать, ему неприятно видеть настоящую агрессию, отличную от той, что он имитировал на работе.
Саймон говорит, что не может почувствовать красоту, он знает, что это, но как ее увидеть? «Я чувствую, что существует нечто потрясающее, чудесное и восхитительное, что мне никак не дается. Оно мне снится <…> То и дело кажется, что достаточно протянуть руку <…> И тут оно ускользает. Вечно я оказываюсь у порога, который мне никогда не переступить». Само название главы («Как красота») обозначает чувство чего-то очень близкого к ней, аналог, но не ее саму.
Саймону не хватает «строта», т. е. жизненности, вовлеченности. Со слов о красоте начинается эта часть романа, когда Саймон думает о надианке Катарине (раса пришельцев с другой планеты). У надиан тоже нет представления, что такое красота, есть только понятие «лучше, чем полезный».
При этом красочные сны Саймона говорят о том, что в нем постепенно пробуждается человеческое. Ощущение красоты приходит к нему, когда они, его неизменные спутники, на исходе дня купаются в озере, отражающем небесный свод: «Ощущение [было] совсем новым. Оно рождалось из необычности ситуации: он вступил в воду (весьма вероятно, вредоносную) круглого озера, в котором плавали женщина-ящерица и мальчик-уродец. По его микросхемам волной прошло ощущение, напоминающее отключение <…> будто отчаливаешь от реальности, перед тем как погрузиться в сон». Со стороны, конечно, ситуация малопривлекательная. Но Саймон, смотря на силуэт Катарины на фоне озера и неба, понимает, как она счастлива. Еще до конца не понимая, что имеет в виду, он говорит: «Красота». Когда его взгляд встречается со взглядом Катарины, он уже не может подобрать слов, чтобы описать то, что чувствует. Так и не найдя нужного слова, Саймон сказал: «Как прекрасны и совершенны животные! Как совершенна моя душа! Как совершенна Земля и все на ней сущее до последней песчинки!». Звучит поэзия Уитмена. В Саймоне начинает зарождаться душа, настоящие эмоции, и он непроизвольно выражает это поэтическими строками.