— Политико-моральный облик чекиста должен быть кристально чистым. Будьте достойными дзержинцами.
В заключение он пожелал всем нам успехов в работе, а кому еще предстояло учиться — в учебе.
Мы торопливо, но горячо, искренне поблагодарили председателя ОГПУ за добрые напутствия и поспешили выйти из кабинета.
Каждый, кто присутствовал на этом скромном, но незабываемом приеме, постарался запомнить и унести в своем сердце образ этого несгибаемого борца-ленинца.
В следующем учебном году, помня напутствие В. Р. Менжинского, мы учились с еще большим усердием, и наше подразделение вновь заняло второе место. Сохранились у меня от того времени, времени серьезной учебы, теплые воспоминания о встрече с В. Р. Менжинским и две реликвии — настольные бюсты В. И. Ленина и Ф. Э. Дзержинского с дарственными надписями. Эти реликвии постоянно напоминают о строгих служебных и теплых товарищеских отношениях между начсоставом, преподавателями и слушателями.
Рассказы о Менжинском.
М., 1969, с. 157–159.
А. С. Менжинская. Каким его помню…
Художник Мешков рисовал Вячеслава Рудольфовича при жизни. Этот портрет находится в Третьяковской галерее[87], там он не похож на себя… У Вячеслава Рудольфовича был прямой, нормального размера нос с небольшой горбинкой. Сделан тяжелый подбородок — не было этого у Вячеслава Рудольфовича. Единственно, что удачно схвачено, — это глаза, веселые и очень умные.
Этот портрет при жизни Вячеслава Рудольфовича был выставлен в витрине какого-то магазина или салона, его можно было обозревать с улицы. (Петровка — где-то наискосок от Петровских линий.) Там я его и увидела и, придя домой, спросила Вячеслава Рудольфовича, почему это Мешков его нарисовал таким непохожим, а особенно с таким красным носом, когда у него нос не краснел даже при сильном морозе. Вячеслав Рудольфович ответил, что ему тоже этот оттенок показался странным, но «не могу же я спорить с художником, может, обыкновенные люди не видят этих красок, а он (художник) заметил их, ему видней, поэтому я ему ничего и не говорил».
У него был хороший цвет лица, хорошо очерченные губы и карие глаза, темные волосы — огромная шевелюра, с утра па косой пробор, а потом перепутанные волосы, у него была привычка лохматить волосы. Никакого намека на лысину, и первые седые волоски — за два года до смерти… Он был близорук. Для чтения носил очки, а для дали, то есть для всего остального, — пенсне. Носил усы, закрывающие верхнюю губу до половины, а вот усы были заметно седыми.
Когда он бывал доволен, весел, то потирал обеими ладонями сверху вниз и снизу вверх все лицо, а потом, сложив руки ладонями, поставив на ребро на стол, широко разводил их во всю ширь. Заливался смехом.