Что касалось наших игр в куклы, то там греческой стихии нечего было делать. Не могли же боги Олимпа вдруг взять да явиться кривоногой Мае или Мимми с двумя косичками, а уж тем более вислоухой собакой из зеленого плюша.
Нам пришлось довольствоваться голым воображением. К некоторым историям мы придумывали свои вариации. Иногда предупреждали героев заранее о предстоящей опасности и смотрели, что из этого выйдет. Иногда старались сами входить в роль героев. Увы, это было нам не по зубам. Интереснее было решать, кто из героев будет чьим мужем.
Я на правах старшей сестры сразу присвоила Геракла. Сари надула губки: "А кто будет мой?" Стали обсуждать. Одиссей? Но я и к Одиссею испытывала кое-какие нежные чувства, и мне не хотелось, чтобы он стал Сариным мужем. Я сказала: "Зачем тебе муж, который полжизни по морям шляется?" Сари задумалась. Ахилл? Но ведь он погиб молодым: толку от такого мужа... О том, что "мой" Геракл в припадке бешенства убил собственных детей, я как-то забыла. Я предложила Сари Персея. Это был бы идеальный вариант. Замечательный герой, этакий меньшой вариант Геракла. Вот только имя очень неблагозвучное для финского уха. Разве могла бы русская девочка полюбить героя по имени, скажем, Жопей? А как насчет Тезея для Сари? Нет. На это Сари не согласилась; уж очень мелкий масштаб. Ясона мы обе недолюбливали за то, что он бросил Медею. Мы даже считали, что за все злодеяния Медеи (половину которых автор детского изложения деликатно опустил) должен отвечать Ясон. Ведь он обещал на ней жениться. Геракл, правда, тоже собирался бросать жену, но... Ведь одно дело бросать бабу, которую ты выиграл в качестве спортивного приза, а другое, когда баба, жертвуя всем своим благосостоянием, спасла тебе жизнь.
Не помню, как мы в конце концов решили эту проблему. То ли я уступила Одиссея, то ли Сари согласилась на Тезея. Но она тоже благополучно вышла замуж и не жаловалась. Вот только что нам дальше делать с этими мужьями, мы не знали.
Но больше, чем Геракла и Одиссея, я любила Прометея. В детской книжке он получился не бунтарем, а заступником человека перед высокоолимпийской несправедливостью. И за это заступничество он претерпел жуткие муки, был, по существу, распят. И имя у него было прекрасное, вроде как пророк. К тому же он был не только богом, но и человеком. В нем было что-то очень-очень знакомое... За эти явные совпадения с образом Христа он стоял особняком, и мы в наших фантазиях не смели его трогать. Геракла я любила главным образом за то, что именно он освободил Прометея.