1 декабря 1934 года был убит первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии Сергей Киров. Его убийство стало трамплином для прыжка Ежова на самую вершину властной пирамиды. 2 декабря он в составе партийно-чекистского десанта, возглавляемого Сталиным, высадился в Ленинграде. Ежову поручили по линии Комитета партийного контроля провести проверку состояния дел в ленинградской партийной организации. Он с полунамека понял Сталина и, подобно Малюте Скуратову, принялся безжалостно искоренять политическую вольницу и фронду в партийных организациях Северной столицы.
Но не только этим Ежов глянулся Хозяину – Сталину. В отличие от начальника УНКВД по Ленинградской области, заслуженного чекиста Филиппа Медведя, расценившего действия Леонида Николаева, приревновавшего Кирова к своей супруге – Мильде Грауде, как уголовное преступление, Ежов ухитрился разглядеть за спиной убийцы-ревнивца далеко идущий заговор, направленный против «товарища Сталина и проводимой им линии на индустриализацию и коллективизацию страны». И не просто заговор местных партийных оппозиционеров, а заговор нити, которого вели за границу к заклятому врагу Вождя – Троцкому. Этим Ежов сыграл на руку Сталину, не первый год пытавшегося дискредитировать политических оппонентов в лице Зиновьева и Каменева.
Усердие, проявленное Ежовым при зачистке политического поля от конкурентов, Вождь учел в своем новом кадровом пасьянсе. Ключевое место в нем занимал действующий нарком НКВД Генрих Ягода, руками которого он расправился со сторонниками Троцкого. В последнее время Ягода, заигрывавшийся с «новой оппозицией», стал опасен. В его руках находился не только грозный Наркомат внутренних дел, но и серьезный рычаг воздействия на армию и флот, через подчиненную ему военную контрразведку. Чтобы лишить Ягоду этой опоры, Сталин использовал хорошо отработанную схему. 26 сентября 1936 года по «рекомендации» политбюро ЦК ВКП(б) для укрепления «важной народно-хозяйственной отрасли», Ягоду перевели на должность наркома связи СССР.
В тот же день хозяином Лубянки стал Ежов, и те, кто еще вчера барственно похлопывал его по плечу, теперь за версту раскланивались. С момента назначения он, как и Сталин, получил доступ к «особым материалам». Сообщения тайных осведомителей, агентов, записи телефонных переговоров, данные перлюстрации почтовой переписки были аккуратно пронумерованы и подшиты в «особые папки». Годами в них копилась подноготная на партийных функционеров, героев и народных кумиров, чтобы, когда придет час, по одному движению пальца Вождя, а теперь и его – Ежова – низвергнуть их в земной ад. Ад, который после бегства Люшкова к японцам теперь грозил ему самому.