— С чего вдруг? — настороженно поинтересовалась я. — Чем мне это грозит? И чего это он на меня так пялится?
Радмир и Михид, уже закончившие беседу, наблюдали за нами, благо разговор мы вели шепотом. Рад вопросительно смотрел на меня, а торговец попеременно бросал то недоумевающие взгляды в мою сторону, то абсолютно непонимающие — на брюнета.
— А ты сама подумай. Михид — родом из пустынь, а там у них дамочек в строгости держат, вот и не понимает, почему это мы твоего решения ждём. И при этом ты едва ли не единственная за много лет вменяемая владелица добровольно подчинившейся тъекки, да ещё и необычной. Для него это загадка. К тому же Дымка у тебя весьма неординарной расцветки, а это ему интересно вдвойне.
— Н-да, наши миры похожи больше, чем я думала, — вздохнула я. — У нас тоже имеется похожий горячий восточный народец. Гаремы, пустыни, султаны, оазисы, бесправность, тирания, ущемление прав, особенно женских… Эх…
— Восточный? А у нас западный — пустыни начинаются за Закатными горами.
— Западный, восточный — какая разница? Смысл-то от этого не меняется! Ну да ладно, вернемся к нашим баранам. Что мне будет от показа Дымки этому хмырю? — я перешла на нормальный голос. А чего стесняться-то?
— Решай сама. Я предупредил Михида, что тъекки твоя, соответственно и условия твои. Но вообще он предлагает тебе что-нибудь из сбруи взамен. Согласишься? — подал голос Радмир.
— Что-нибудь? Ха! Не нужны мне его подачки! Пусть так посмотрит, раз уж не терпится, а это жалкое зрелище, — я кивнула на уздечку в руках торговца, — Пускай себе оставит, а то вдруг обеднеет.
Нет, не подумайте, предлагаемая вещь была неплохо сделана, но на фоне царившего вокруг великолепия это «неплохо» превращалось в «паршиво» и выглядело как насмешка. Подхватив Тама под руку, я развернулась было к выходу, предоставив Раду сомнительное удовольствие перевода моей речи максимально дипломатично, но Михид вдруг добродушно фыркнул и заговорил сам. Причем на известном мне языке (не знаю, что это за язык, но главное, что проблем с пониманием его у меня здесь не возникает, к счастью!), а не той гортанной тарабарщине, на которой велась беседа с Радмиром.
— Ай, молодец, красавица! Гордая! Уважаю таких! Слушай, нравишься ты мне! Давай так: позволишь мне на тъекки свою глянуть — а я для неё что-нибудь подходящее подберу. Из личных запасов, а не из этих безделушек, — торговец махнул в сторону стен. — Не пожалеешь, век будешь пользоваться и дядюшку Михида добрым словом поминать.
— Ну, век, положим, я не проживу, — хмыкнула я, слегка смутившись за «хмыря». — А вот да пункта назначения с удобством добраться бы не отказалась.