— Так этот мальчик — внук реб Ешуа, владельца москательно-скобяной лавки, что недалеко от синагоги и полицейского участка?
— Да, он самый. От своей покойной жены Голды он, конечно, не раз слышал про наши шуры-муры с его братцем. Так что я вполне могла стать не сапожничихой Рохой Канович, а богачкой Рохой Кремницер. Попробую замолвить за тебя словечко.
— Спасибо.
— Не надо меня благодарить. Я это делаю не столько ради тебя, сколько ради Шлеймке, своего сына, который собирается на тебе жениться. А ты сама, Хенка, как думаешь — женится или не женится? Да или нет? Отвечай прямо, без увёрток.
— Думаю, что женится, — не отводя от Рохи чёрных, сверкающих отвагой глаз, прямодушно ответила та и, вдруг спохватившись, твёрдо добавила: — Если женится, то вы уж не пожалеете…
— Дай-то Бог, — уклончиво сказала Роха. — Мне твои честность и прямодушие нравятся. Ненавижу криводушных.
Из соседней комнаты доносились размеренные удары сапожничьего молотка о колодку, и их монотонный стук успокаивал Хенку.
— Если я устроюсь к реб Кремницеру, на первую же получку куплю два билета — вам, Роха, и себе. И мы вместе на автобусе поедем в Алитус к вашему сыну. Я уже там все дорожки знаю. Вы обязательно поедете со мной.
— Я? — растерялась Роха. — Я всю свою жизнь никуда не ездила. Никуда. Как родилась в Йонаве, так здесь и умру. Вот если бы женщин в молодости призывали в армию, я могла бы увидеть другие города — Алитус… Укмерге… Зарасай. Даже, может, Каунас. Во всех городах, наверное, есть солдатские казармы. Но Вседержителю было угодно, чтобы я отпущенные мне годы провела в другой казарме — на Рыбацкой улице, в этом доме с дырявой крышей, голодными мышами и кучей детей, которых нужно было поставить на ноги.
— Шлеймке очень обрадуется, когда увидит вас.
— А если его не отпустят и мы с тобой зря туда потащимся? — усомнилась Роха.
— Говорят, что перед матерями всюду должны открываться все двери и ворота.
— Может, только врата рая. Главное, чтобы Шлеймке был здоров. Литовцы нашего брата не шибко любят.
— Но они не звери. К тому же к Шлеймке хорошо относится сам начальник над всеми тамошними солдатами и лошадьми, — сказала Хенка и засмеялась.
— Посмотрим. Сначала тебе надо жалованье получить, — резонно заметила бабушка Роха. — Топать обратно от Алитуса до Йонавы пешим ходом — это уже, деточка, не для меня. А Кремницеру-деду я скажу, что к нему в лавку на днях зайдёт одна такая барышня по имени Хенка.
— Да я прямо завтра и схожу к нему! Вдруг повезёт… — Хенка поклонилась и под победный стук молотка Довида, как под торжественную музыку, вышла.