«Жаль, что мне так немного известно о нем и о Понте. Рассказы Никомеда здесь не подмога: он воображает, что знает этого человека, но на самом деле это не так», — подумал Марий.
— Итак, ты принял бой и нанес поражение сирийскому претенденту на каппадокийский престол Селевку, — молвил Марий.
— Верно. — Царь фыркнул. — Бедняги! Мы перебили их всех, до последнего человека.
— Это я заметил, — сухо произнес Марий и наклонился вперед. — Скажи мне, царь Митридат, разве в Понте не принято убирать тела убитых с поля боя?
Царь заморгал, поняв, что в словах Мария не содержится комплимента.
— В это время года? Зачем? К лету от них ничего не останется: их смоет вешними водами.
— Понятно. — Выпрямив спину, ибо так принято восседать в кресле в Риме (ведь тога — это одеяние, не терпящее беспокойства), Марий положил ладони на ручки кресла. — Мне бы хотелось взглянуть на царя Ариарата Восьмого — так, видимо, звучит его титул. Возможно ли это, царь?
— Конечно, конечно! — обнадежил его царь, хлопнул в ладоши и приказал явившемуся на вызов давешнему древнему старцу: — Пошлите за царем и принцем Гордием! — Повернувшись к Марию, он произнес: — Я всего десять дней назад нашел племянника и принца Гордия у троглодитов — к счастью, живыми и невредимыми.
— Как удачно! — откликнулся Марий.
Вошел принц Гордий; за руку он вел мальчика лет десяти. Самому Гордию было уже за пятьдесят. И мальчик, и он были одеты по греческой моде; оба почтительно застыли у подножия возвышения, на котором восседали Марий с Митридатом.
— Ну, молодой человек, как поживаешь? — обратился Марий к мальчику.
— Хорошо, благодарю, Гай Марий, — ответил ребенок, настолько похожий ликом на царя Митридата, что его можно было принять за портрет самого Митридата в юные годы.
— Кажется, твой брат мертв?
— Да, Гай Марий. Смертельная болезнь сразила его здесь, во дворце, два месяца назад, — ответил маленький попугай.
— Так что теперь ты — царь Каппадокии.
— Да, Гай Марий.
— Тебе нравится быть царем?
— Нравится, Гай Марий.
— Тебе достаточно лет, чтобы править?
— Мне помогает дедушка Гордий.
— Дедушка?
Гордий улыбнулся; улыбка получилась не из приятных.
— Для всех я — уже дедушка, Гай Марий, — со вздохом ответил он за мальчика.
— Понятно. Благодарю тебя за аудиенцию, царь Ариарат.
Мальчик и провожатый с изящным поклоном удалились.
— Мой Ариарат — славный мальчуган, — проговорил Митридат тоном нескрываемого удовлетворения.
— Твой Ариарат?
— В метафорическом смысле, Гай Марий.
— Он — вылитый ты с виду.
— Правильно, ведь он — сын моей сестры.
— Мне известно, что в вашем роду приняты родственные браки. — Марий шевельнул бровями, однако этот знак, столь понятный Луцию Корнелию Сулле, оказался бессмысленным для Митридата. — Что ж, выходит, каппадокийские дела вполне улажены, — радостно произнес Марий. — Из этого, безусловно, следует, что ты уведешь свою армию назад, в Понт.